Старый дом, в котором родился Майн Рид, был цел, но как изменились его обитатели! Старые строения исчезали, и их место занимали современные здания.
Во время недолгого пребывания в Ирландии – беспокойный дух Майн Рида требовал постоянных перемен – мы жили в гостеприимном доме зятя моего мужа преподобного Т.Кроми из Армага. Здесь Майн Риду посоветовали испытать лечение в «Водной лечебнице» Смидли в Метлоке, Дербишир. И вот мы снова плывем по бурному морю. Майн Рид «смотрел, как холмы родной земли исчезают за волнами». Больше он никогда их не увидит.
В Ирландию мы прибыли в ноябре 1870 года, а уже следующий месяц застал нас в сумасшедшем доме Смидли – не могу никак по-другому назвать это заведение в Метлоке, Дербишир.
Никогда не забуду отчаяние, почти ужас, которые охватили меня и моего больного мужа при первом появлении в мрачный декабрьский день в водолечебнице Смидли. Казалось, у входа в лечебницу написано: «Оставь надежду всяк сюда входящий»[46].
В отведенной нам комнате стояли две жесткие неудобные кровати; предполагалось, что на них мы будем спать. Два деревянных стула, диван, крытый черным, туалетный столик, умывальник и комод составляли всю мебель; очаг совершенно черный; это была скорее печь, огонь которой совершенно не виден. В комнате нет звонка, такое удобство считалось излишним.
Взгляд моего мужа упал на похоронную постель, и на лице его отразилось отчаяние. Я попыталась выглядеть бодрой.
После обеда в столовой мы прошли в соседнюю комнату и увидели лежащих на кушетках других больных, некоторые прижимали к животу подушки. Считалось, что это улучшает пищеварение. На стенах и дверях большими буквами были написаны различные тексты, вроде такого: «Слово «кризис» во время еды произносить не разрешается».
Майн Рид бросил отчаянный вопрошающий взгляд на больных.
– Это инквизиция, которая терзает наши тела и души, – прошептал кто-то ему на ухо.
Когда мы вернулись в свою комнату, нам объявили, что мою маленькую собачку нельзя держать в «заведении». Ее следует «выселить». Я попыталась сохранить мужество и позволила унести маленького Тотти, который с рождения со мной не разлучался. При виде моего отчаяния к мужу отчасти вернулась его прежняя храбрость; накинув пальто, он сказал мне:
– Пойдем, дорогая, мы вернем Тотти; я не позволю, чтобы со мной так обращались! – Мы побрели по снегу и с торжеством принесли Тотти назад. Женщина, которая обещала заботиться о собаке, рассказала, что та совсем отказалась от еды и питья; радость, которую выразила Тотти, увидев меня, была совсем человеческой.