Положив руки на колени, у окна сидела старая Нэн. Время иссушило ее, фигура словно бы уменьшилась, лицо превратилось в сплошную паутину морщин на истончившейся, потемневшей коже. Глаза ввалились, веки почти исчезли в глазницах. Волосы, прежде густые и очень светлые, теперь поредели и напоминали легкую дымку. Уложенные короной, они едва прикрывали кожу головы. Вздутые вены оплетали высохшие руки и, казалось, связывали собою кости скелета. Однако улыбка женщины была на диво привлекательной, как будто старость не смогла до конца стереть последние остатки былой красоты.
– Прошло больше, чем десять минут, – шелестящим голосом проговорила Нэн, внимательно рассматривая его зелеными глазами, которые словно пришпилили Диксона к месту.
Диксон почувствовал желание отвесить ей поклон, хотя бы отдавая дань преклонному возрасту этой женщины. Она – остаток прежней эпохи, и выражение ее глаз ясно говорило о том, что Нэн сама это понимает.
– Нэн… – хрипло проговорил Диксон, подходя ближе. Старуха откинулась на спинку стула и медленно оглядела его снизу вверх – от начищенных до блеска сапог до безупречно расчесанных черных волос.
– Девчонка сказала мне, что Джордж наконец вернулся домой.
– Неужели она так сказала? – У Диксона хватило ума не врать ей.
– Никакого тучного тельца в твою честь? Никто тебе не рад?
– Никто, – отвечал Диксон.
– А должны бы, – сказала Нэн, устремляя глаза к далекому горизонту. – Тебя долго здесь не было, Диксон Роберт Маккиннон.
Он отодвинул от стола второй стул и сел напротив Нэн.
– Это правда, – отозвался Диксон, благодарный за то, что хоть кто-то в Балфурине его узнал. Вот только не вышло бы осложнений из-за этого. Нэн всегда обладала обостренным чувством чести, хотя и была долгие годы любовницей деда. Значит, он должен сообщить Шарлотте, кто он, раньше, чем ей расскажет Нэн.
Несколько секунд они молча смотрели друг на друга.
– Почему ты сказал им что ты – Джордж? Ты красивее его.
– Я им ничего не говорил, – стал объяснять Диксон. – Джеффри представил меня как графа. Я просто позволил им продолжать заблуждаться.
Лицо женщины изменилось, стало более жестким. Диксон был уверен: сейчас ему предстоит выслушать очередную нотацию о своем поведении. Вместо этого Нэн сцепила кисти рук и откинулась на спинку стула.
– Как ты себя чувствуешь? – Диксон спросил и тут же осознал, насколько нелепо задавать такой вопрос женщине ее лет, но Нэн мягко улыбнулась в ответ:
– Я здоровее любого из здешних жителей. И переживу большинство из них. Особенно англичан.
– Мой дед не слишком обрадовался бы англичанам в замке, – улыбнулся Диксон.