– Что ты делаешь? – воскликнула Шарлотта.
Он даже не взглянул в ее сторону, продолжая сдвигать с плиты огромный черный сосуд, источник дыма.
– Создаю хаос. Не хочешь мне помочь?
– Если после этого ты прекратишь устраивать пожар, то – да.
– Уверяю тебя, я не имел в виду ничего дурного. – Он наконец посмотрел на Шарлотту. – Кажется, мне нужна вода.
– Что-то не верится, что вода тут поможет.
– Ты разве кухарка?
– Думаю, у меня в любом случае больше навыков в этом деле, чем у тебя.
Наконец он сдвинул котел на край плиты.
– Мне вдруг захотелось отведать сун-хок.
Шарлотта приподняла бровь.
– Мраморные бычки – это такая рыба, – объяснил он. – Хотя, должен признаться, сначала мне хотелось супа из акульих плавников.
– Никогда не слышала про мраморных бычков. И могу тебя заверить, у нас нет никаких акул.
– Знаю. – Он говорил тоном разочарованного маленького мальчика, а сам уныло смотрел на дымящиеся остатки задуманного блюда. – Но у меня была сушеная лапша, и я решил, что она сойдет с лососем, приготовленным кухаркой на обед.
– Ты скучаешь по Востоку?
– По восточной пище, – пояснил он. – Яйца, жаренные с устрицами, оладьи из креветок, сотонг бакар, наси горенг ауам, бурбур ча-ча или мое любимое – муа чи.
Шарлотта бросила на него подозрительный взгляд. Он улыбнулся:
– Муа чи – это десерт из арахиса.
– Пахнет ужасно, – потянула носом Шарлотта, но потом решила смягчить свое замечание: – Возможно, я просто не привыкла к восточной кухне.
– Боюсь, что в моем исполнении никто бы к ней не привык. Мэтью лучше готовит, но я не хотел его беспокоить.
– Ты очень внимателен к своим слугам, – заметила Шарлотта, приближаясь к столу. Села на табуретку, положила локти на изрезанные доски столешницы, сложила руки, пристроила на них подбородок и с хмурым видом посмотрела на Джорджа.
– Я бы не стал называть Мэтью своим слугой.
– Тем не менее он называет тебя господином.
– Старые привычки с трудом умирают. Его учили называть господином любого европейца. Это форма вежливого обращения.
Шарлотта молчала, ожидая продолжения, и он заговорил:
– Он осиротел в раннем детстве, его взяли в дом миссионеры, но растили скорее как раба, чем как свое дитя. Каждый раз, когда он проявлял медлительность, его жестоко наказывали. Полагаю, его преподобие называл это «выбивать из него язычество».
– Какая жестокость! – Шарлотта опустила руки и подалась к Джорджу. – Как он выдержал такой ужас! Странно, я всегда считала миссионеров лучшими из людей, думала, их коснулась рука Господа.
– Возможно, некоторых действительно коснулась.
– Но не тех, которых ты видел?