Джордано бросил взгляд на группу гостей, собравшихся во внутреннем дворике позади дома – особенно на не поддающегося ходу времени, консервативного по взглядам отца, подставляющего скамеечку для ног Изабелле, своей беременной молодой жене, – и нетерпеливо расправил плечи. Отягчающая их ноша, казалось, слегка ослабла. Еще немного, и она спадет совсем.
– Да, сэр. Я ей объясню. Уверена, что она не обманет ваших ожиданий, – заверила его женщина.
– Конечно, – в свою очередь вкрадчиво промурлыкал Джордано.– Уверен, что так и будет.
Прошло почти три четверти часа, пока, наконец, не раздался стук в дверь, прозвучавший как-то робко… по-деловому. Страсти в нем было не слишком много. Хотя, вероятно, выразить страсть посредством стука в дверь не слишком-то просто.
Не имеет значения. Должно быть, по пути ее остановил садовник, решивший, что девушка просто ошиблась дорогой. Вряд ли ее можно было принять за одну из гостей, явившихся на прием к Бенито Рикелли. Джордано вновь усмехнулся и запихнул в чемодан еще кое-что из своих вещей: лучше быть готовым к тому, что отец немедленно выгонит его из своего дома.
Если бы он был способен вести машину, его давно бы уже здесь не было. Но случившаяся месяц тому назад автомобильная авария оставила его с гипсом на ноге, ограничив возможность передвижения. И тем самым предоставила отцу долгожданную возможность – нажать на сына и заставить его, наконец, работать на «корпорейшн».
Никогда в жизни, подумал Джордано. Скорее в аду снег выпадет.
С трудом выбравшись из кресла, он заковылял к двери, думая, что если действительно крошку задержал старый Треццо, то, может быть это и к лучшему. Садовник был еще одним человеком из окружения Бенито Рикелли, которого шокировало неподобающее поведение Джордано. И, вероятно, одним из многих, постоянно твердивших старику, что его старший сын неисправим и поэтому надо вышвырнуть этого негодяя вон.
Хотя, честно говоря, Джордано сомневался в этом. После тридцати лет, проведенных на службе у Рикелли, вряд ли какие-либо поступки членов этой семьи могли шокировать старого садовника. Впрочем, он хотел шокировать и разгневать вовсе не многострадального Треццо, а своего собственного отца. Даже жаль, что при этом приходилось приводить в ужас всех этих женщин, хлопочущих вокруг его молодой беременной мачехи. Правда, им явно доставляет удовольствие шептаться и сплетничать о нем.
Джордано нравилось быть предметом слухов и сплетен, и, поняв, до какой степени они выводят старика из себя, он как мог способствовал их возникновению. А если этим людям нечего делать, кроме как осуждать предполагаемые грехи других, какое ему до того дело.