На самом деле Григорьев, конечно, холода не чувствует. Да и что вообще может чувствовать неупокоенный дух? Просто он до сих пор сохранил старые привычки – зимой жаловался на мороз, летом на жару, в дождь ворчал, что мокро, а в туман – что ничего не видно.
Хотя вот тут он как раз не привирал.
Рассказ Прокопа Григорьев выслушал со всем вниманием. Однако с решением у Хозяина Кладбища вышла заминка.
– Шложное это дело, шложное… – смущенно шамкал призрак. – Что же делать-то, что же делать…
– А может, просто… – с намеком повертел пальцами Прокоп.
– Нет, вот этого как раж не надо! – строго глянул на него Григорьев. – Как бы хуже не штало… Дай-ка подумать… Аха… уху… хм-м-м… хм-м-м…
Демьян Федорович раздумывал довольно долго. Уж и Прокоп начал зябко переминаться с ноги на ногу – домовому у печки привычнее, холодов этот народец не уважает. А Хозяин Кладбища все думал. В конце концов он поднял палец и важно прошамкал:
– Мышлю, бесы тут замешаны. Не жнаешь – до того, как эта карусель началась, у девчонки из родни никто не помирал?
– Не слышал, надо поразузнать… – почесал в затылке Прокоп. – А что?
– Ну, шлышал небось – шильный колдун перед шмертью должон кому-то шилу отдать, а то помирать шибко тяжко будет…
– А ты кому ж отдал?
– Хех! Хех-хех! То-то и оно, што никому! Потому до ших пор ждесь! Шильный колдун швоей шмертью умереть вообще не может – ешли не прибьет никто, так и будет мучаться, а от штарости все одно не шдохнет! А ешли вше ж ждохнет – так прижраком штанет, аль еще похуже чем…
– Ну так это перед смертью, в старости… А Верке всего семь лет – рано ей еще…
– Так то-то и оно! – раздраженно поморщился Хозяин Кладбища. – Рано ей еще! И вот ешли какой-нибудь колдун ей так шилу передал… вот она может именно так и проявляться! В виде бесов шкачущих! Шами шобой пакошти творятся, против ее воли!
– Ишь оно как… А делать-то чего, делать?
– Делать… – проворчал Григорьев. – Ну, в первую голову надо выяшнить доподлинно – так ли дело обштоит, или я ошибся где!
– И как выяснить?
– Да шо ты меня подгоняешь?! – рассердился ведун-призрак. – Я тебе, чай, не лошадь ижвожная, имей терпение!
Хозяин Кладбища погладил пушистую бороду, поплавал вокруг своего надгробия (хотя написано там было «Аркадий Степанович Бородин»), а потом снова поднял палец и важно сказал:
– Надо мне шамому вжглянуть! Уж я-то ш первого вжгляду шкажу – кем девка поморочена! И как ее от этого ижбавить!
– Оно, конечно, здорово… – не стал отрицать Прокоп. – Только Демьян Федорыч… ты ж с этого кладбища никуда уйти не можешь… Может, фотографию принести?