– Главным садовником у нас по-прежнему мистер Грин, – сказала она. – Он занимается этим из любви к делу, поскольку ваш отец не забыл упомянуть его в завещании. Мы бы ни за что не справились без его знаний и умений.
«Вот, держи, малыш, первая клубника в этом году!» Клубника в марте месяце, выращенная заботливыми почерневшими руками. «Видите вон ту малиновку, мастер Николас? Это моя подружка. Я доверяю ей все свои секреты».
«Какие секреты, мистер Грин?»
Скрюченный палец постучал по длинному носу. «О, это длинная история!»
– Эрцгерцог Николас?
Николас поднял глаза. Сердце по-глупому забилось в груди. Она стояла у дверей оранжереи.
– Да как вы смеете! – двинулся он на нее. – Как вы смеете так поступать!
Кончик ее носа сделался ярко-розовым.
– Почему бы и нет? Или вы боитесь своих собственных воспоминаний?
Она вошла внутрь. Он заставил себя направиться следом. Теплый сладкий запах тут же поймал его в свои объятия: влажный, свежий, запах апельсинов и разогретой на солнце черепицы. Призраки прошлого тотчас накинулись на него со всех сторон, и он возненавидел ее за это.
Она направилась в дальний конец оранжереи, и длинное здание словно поглотило ее.
– Мне здесь нравится.
Она провела рукой по листьям апельсинового дерева. Сверкнули окна, отражая огонь заходящего солнца, и погасли одно за другим, будто огарки свечей. И только стоявшая в дальнем конце строения женщина по-прежнему купалась в последних лучах заката.
– Все это напомнило мне Белоснежку и смерть в хрустальном гробу, – огрызнулся он. – Полагаю, ваша мать рассказывала вам об этом?
– Гроб? Ради Бога, это место – воплощение жизни и невинности. Именно поэтому графиня часто приводила вас сюда, вам так не кажется?
Он постарался удержать свою ярость на поводке, словно бешеную собаку. Да как она смеет говорить с ним о его матери!
– Все это принадлежит мне. Если я захочу все уничтожить, это мое право. Я могу завтра же прислать сюда рабочих, и они сотрут эту чертову конструкцию с лица земли, разобьют стекла, раскидают камни, вырвут деревья, оставив дрожащие апельсины замерзать под холодным английским дождем.
На ее лице появилось упрямое выражение.
– На развалинах одна ежевика растет. Кроме того, на самом деле вы вовсе не хотите разрушать это место, так ведь?
Солнце играло в ее волосах. Казалось, она купалась в зелени – как символ плодородия, зрелой удовлетворенности земли, отгороженной от остального мира высокими стеклянными стенами. Деметра и Персефона, манящая урожаем жизни. В его сердце вспыхнула страстная тяга к ярким краскам и сладости, сочным апельсинам, взрывающимся на языке медовым цитрусам, к женщине, способной утолить жажду его плоти.