Он упал перед ней на одно колено, до конца выдерживая роль странствующего рыцаря, и потянулся к ее руке, но Амата поспешно отдернула руки и спрятала их за спину.
– Госпожа мной недовольна? – удивился Орфео. Терезина расхохоталась.
– У нее все руки в чернилах. Она книгу пишет.
– Я мог бы догадаться, – еще шире улыбнулся Орфео, поднимаясь на ноги. – Верно ли было мое описание, падре? – добавил он, оглянувшись через плечо.
Только теперь Амата заметила монаха, стоявшего в дверях, и узнала его добродушный смех прежде, чем увидела лицо.
– Добро пожаловать, фра Салимбене, – улыбнулась она. – Я вижу, милостью Божьей, вы еще здоровее прежнего.
– Разве мы встречались, мадонна? – удивился монах.
– Еще бы! Если вы и в этот раз навестите свою племянницу у Бедных женщин, то обнаружите, что ее служанка сбежала.
– Так это вы? Та бойкая малышка? – Он с веселым любопытством разглядывал ее лицо. – Я должен услышать ваш рассказ.
– Как только вы оба устроитесь, а я смогу умыться. – Она обернулась к Орфео. – Когда ты пойдешь освобождать Конрада, я провожу тебя до самых ворот Сакро Конвенто. Хочу видеть его лицо, когда он вдохнет первый глоток свободы.
– Все не так скоро, Аматина. Придется дождаться избрания нового генерала ордена и представить ему помилование Григория. Хотя новый генерал может оказаться нам другом. И Григорий, и Сетанио Орсини, кардинал-протектор ордена, высказались за Джироламо д'Асколи, о котором я тебе писал. – Орфео опустил голову и принялся рассматривать плитки пола. – К тому же, не знаю, стоит ли тебе сразу видеть фра Конрада. Неизвестно, что сделали с ним эти два года. Если при виде его ты выкажешь изумление...
Он вдруг взглянул ей в лицо и умолк, не закончив фразы. Она уловила в его глазах то желание, которое видела на воображаемой поляне, хотя во сне лицо у него было чистым и выбритым. Ей захотелось вдруг, чтобы Терезина и монах исчезли куда-нибудь хоть на минутку, чтобы она могла обнять его и повиснуть у него на шее, как это только что сделала девочка. Эта мысль висела между ними в молчании, пока Орфео не прервал натянутую паузу новой пыльной улыбкой.
Он развязал кошелек.
– Я привез тебе из Прованса подарок: вот это бронзовое зеркальце. – Орфео протер его рукавом и подал ей. – У тебя, видно, не хватает перьев, Аматина, раз приходиться писать носиком?
Фра Салимбене махнул кубком над опустевшей тарелкой, благословляя новопреставленную трапезу, похлопал себя по пузу и продолжил рассказ:
– Этот брат Пьеро из проповедников настолько свихнулся от оказываемых ему почестей, так одурел от доставшегося ему дара красноречия, что в самом деле вообразил себя чудотворцем. И явился он в один прекрасный день в обитель миноритов. Наш цирюльник его побрил, и он страшно разобиделся, что братья не собрали щетину, дабы хранить как священную реликвию.