– Скажи это, Конрад. Дай мне проститься с тобой в мире. Он двумя руками сжимал ее ладонь, гладил тонкие пальцы. Наконец проговорил глухо:
– Мы знаем, что наши души не умрут, Розанна. Не стоит прощаться надолго. Мы встретимся снова, в счастливом жилище.
– Скажи это, Конрад. Пожалуйста. Он хотел встать, но она не пустила:
– Конрад!
Он выпустил руку и положил ладонь ей на живот.
– Видит Бог, я любил тебя, Розанна. До этого самого мгновения один Бог знал, что я никогда не переставал тебя любить. Я только сейчас понял... – Он улыбнулся, – что, пожалуй, доказывает, какой я наивный олух.
Он коснулся губами ее влажного лба, потом обнял за плечи и приподнял с постели. Прижал к груди на долгий миг, сдерживая слезы до времени, когда он отпустит ее в последний раз. Снова опустил ее тело на матрас и коснулся губами губ.
– Спасибо, Конрад, – шепнула она.
– Addio, Розанна. До свидания, друг мой.
Он встал на ноги и прошаркал к двери. Там споткнулся, удержался за косяк и остановился, глядя на залитый луной двор. Кивнул на звезды и сказал:
– Увидимся там.
Он торопливыми шагами спустился во двор, остановился на минуту на лунной дорожке. Свет запутался в его седой бороде, превратил в искорки мошкару, плясавшую облаком у него над головой, мелькавшую у лица. Ему захотелось пустить корни здесь, посреди обгорелых обломков, покрыться мхом и лишайником, подобно старому дубу, дать приют миллионам жучков, укрыть тенью листвы хрупкое жилище Аматы, спрятать в своих ветвях ее озорных сорванцов.
Но паломнику не дано такой роскоши. Перед ним был дальний путь. Монте Ла Верна – лишь краткая остановка на пути к Царству Божию – скрытому внутри нас, как проповедовал Иисус.
Завтра он передаст ношу Лео избранному им дорожному спутнику, брату следующего поколения, фра Убертино. Он не обрел Господа ни в своих поисках, ни в заплатанной серой рясе, покрывавшей его дрожащий остов. Он знал, что Отец живет в глубине, недосягаемой для человека: глубже обугленного клочка пергамента в его кармане, глубже воплощенной в нем чистоты ордена, выше базилики, осквернившей его чистоту. Любая мысль, любая идея Бога – лишь измышление слабого человеческого разума.
Он уверился в том, что пути Господни сокрыты в тайне, ведут, быть может, в полное ничто, туда, где нет ничего, даже пустоты – но есть любовь. Боговдохновленный апостол обожествил ее, сказав: «Бог есть любовь».
И там, в сердце изначальной Любви, он снова встретится с Розанной.