– Оно начинается так: «Фра Джакоба знает, что такое истинное послушание».
Женщина залилась краской:
– Он так и написал?
– Так и написал. Не понимаю. Я пятнадцать лет в ордене, но никого с таким именем не знаю. Может, вам он известен? Вы с самого начала были, как никто, близки делам ордена.
– О, какой он милый! Я много лет не слыхала этого имени.
– Значит, вы знаете фра Джакоба? Ее глаза наполнились слезами.
– Я и есть фра Джакоба. Вернее, была. Меня окрестил так пятьдесят лет назад святой Франческо – за мужество в добродетели – так он сказал. – Она продолжала со смехом: – Он сравнивал меня с Авраамом, Иаковом и другими патриархами Израиля. Я понимала, что это должно быть лестно, но у меня в то время по дому бегали два маленьких сына, так что я чувствовала себя какой угодно, только не мужественной.
Она промокнула глаза рукавом и улыбнулась.
– Простите мне дурачество, брат, – женские глупости. Ваш вопрос пробудил множество воспоминаний.
Она сосредоточенно расправляла и разглаживала складки одежды, стараясь овладеть собой. Конрад воспользовался этой минутой, чтобы привести в порядок и свои мысли. Лео подбросил ему новую загадку.
– Ну что ж, тогда расскажите мне, что значит истинное послушание, – попросил он.
Ее хлопотливые руки наконец смирно улеглись на коленях, и она задумчиво взглянула на них.
– Это фра Лео рассказывал мне о послушании – он считал тот разговор очень важным – в последний раз, когда побывал у меня, чтобы написать письмо. Я расспрашивала его, наверно в сотый раз, о том, что видел он на горе Ла Верна, когда серафим запечатлел на благословенной плоти нашего отца раны Христовы. Сколько лет я его знала, Лео ни в письмах, ни в разговорах не хотел говорить о стигматах, а ведь он был со святым Франческо, когда это случилось. И в этот раз было так же. Только вместо того чтобы просто отмолчаться, он повторил слова, которыми отвечал на расспросы сам святой Франческо: «Secretum meum mihi» – моя тайна принадлежит мне. И в первый раз он признался мне, что хранит молчание «в святом послушании». Он сказал, что сразу после кончины святого фра Элиас взял с него клятву никогда ни с кем не обсуждать этого дела.
Она повернулась на скамье так, чтобы сидеть лицом к Конраду, и склонила голову набок.
– Что вы об этом думаете? По-моему, очень странно. После кончины святого брат Элиас сам часто рассказывал о его ранах. – У нее на глазах опять выступили слезы. – Элиас сам привел меня в хижину, где душа нашего учителя рассталась с телом. Голова Франческо покоилась на подушке, которую я привезла из Рима, но они еще не обернули его погребальными пеленами. Он был в одной набедренной повязке, словно Христос на кресте, и я сама видела гвозди, торчащие у него из ступней и ладоней, и рану в боку тоже. При жизни раны всегда были скрыты повязками, так что их не видел никто – никто, кроме брата Лео, который заботился о нем и делал перевязки.