Но когда Бэзил говорил о том, что хочет помочь ей сделать перевод, о котором она давно мечтала, он делал ставку именно на ее страсть к работе и теперь наблюдал за ней, когда думал, что она ничего не замечает.
В ее движениях чувствовалась большая энергия. Ей мешали рукава, она расстегнула манжету и небрежно завернула ее. Она повернулась, чтобы проверить какую-то запись, сделанную ранее, потом возвратилась обратно и начала писать быстро и решительно. Ее перо скрипело.
Однажды Кассандра подняла голову, ее лицо было задумчивым и отстраненным, и спросила, что он думает о том, какая из двух фраз лучше.
– Вторая, – ответил он.
– Да. – Она серьезно кивнула. – Я тоже так подумала.
И снова погрузилась в работу.
Наконец Бэзил оставил попытки заняться бухгалтерией и попытался написать стихи. Конечно, это было невозможно. Его мозг затянуло туманом страсти, он был наполнен медленно движущимися образами, четкими и глубокими, но еще слишком свежими, чтобы с ними можно было что-то сделать.
Следовало подождать несколько дней, поразмыслить над фразами – яркими фрагментами, которые примут однажды окончательную форму. Подождать, пока он перестанет быть горящим сгустком чувств, когда снова обретет способность думать.
Опершись рукой на подбородок, Бэзил улыбнулся при мысли о том, что Кассандра растерялась так, как он. Он надеялся, что ее чувство будет равно его собственному.
– Бэзил, если ты не перестанешь глазеть на меня, я буду вынуждена бросить притворяться, что работаю, и начну целовать тебя, – сказала Кассандра, не вставая из-за стола. Говоря это, она смотрела на книги. – И вообще, это ты решил, что мы должны поработать сегодня.
– О чем мне было думать?
– Напиши мне письмо, а сейчас подожди, пока я закончу, или мне не придется спать сегодня ночью.
– Может, отправить это письмо по почте? – Он лениво восхищался округлостью ее щек. – Или прочитать тебе его… потом?
– Это уж как ты решишь, – ответила Кассандра и взглянула на него, подняв бровь.
Бэзил внезапно понял, что это именно то, чем он в состоянии сейчас заниматься. Он обмакнул перо, замер над чистым листом бумаги и начал торопливо писать: «Моя дорогая Кассандра…»
Закончив, он с улыбкой посыпал страницу песком и отложил перо.
Кассандра была погружена в свою работу и не подняла головы, когда он выходил. Она не слышала ни стука его шагов, когда он складывал и запечатывал письмо, ни того, как он вынес его слуге, чтобы тот отправил его. Она подняла голову только тогда, когда Бэзил вернулся в библиотеку: Выражение ее лица немного напоминало удивление ученого.