Не заезжая домой, мы поехали в госпиталь.
Там меня поджидала отдельная палата-люкс. Холодильник, телевизор, море цветов. Забыв о своем уродстве, я на минуту почувствовала себя счастливой.
– Машенька, кто старое помянет, тому глаз вон, – целуя меня, сказал папа. – Я все для тебя, дочка, сделаю. Заставлю здешних эскулапов вылепить из тебя Галатею. Не сделают – на месте пристрелю!
Кто такая Галатея, я, честно говоря, не знала, но мне все равно было приятно. Меня любили, меня жалели, мне хотели помочь. Ну, не мне – Маше. Но пока я об этом никому не скажу. А может, и не скажу вовсе.
В один из дней, когда мама отлучилась куда-то ненадолго, я попыталась позвонить Максу. Его телефон я помнила наизусть.
– Да, – коротко ответил он и настороженно замолчал.
Я покрепче прижала трубку к уху, стиснув зубы, чтобы не разреветься.
– Простите, вас не слышно, – сказал Макс и отключился.
Говорить я так и не научилась. Хотя уже могла произносить отдельные звуки. Каждый день со мной занимался специально приглашенный логопед. Он ставил передо мной зеркальце и заставлял часами отрабатывать движения губ. Постепенно артикуляция восстановилась. Когда я впервые сказала «мама», растягивая по-детски гласные, моя благодетельница прослезилась.
– Ма-ма, ма-ма, – без конца повторяла я, искренне желая сделать ей приятное. Мне и самой было приятно. Я бы хотела иметь такую маму, как эта милая женщина.
В госпитале мне несколько раз пересаживали донорскую кожу. Какая-то часть отторгалась, и все приходилось начинать сначала, но большая – прижилась. Лицо мое изменилось. Рубцы стали не такими заметными, а некоторые исчезли совсем.
Рот уменьшился, появились губы. Нос стал курносым, как у Маши. Мама часто приносила ее фотографии. По ним меня, наверное, и лепили. Получалось, конечно, не совсем похоже, но – тьфу, тьфу, тьфу – очень даже ничего.
Однажды мама забрала меня на недельку из госпиталя и привезла «домой». Маша жила вместе с родителями в роскошном особняке на берегу Финского залива.
С интересом оглядываясь по сторонам, я поднялась на высокое крыльцо.
– Машенька, девочка моя, наконец-то ты вернулась! – вышел мне навстречу отец. – Ну, иди, дочка, к себе, передохни немного с дороги, а потом будем обедать.
К себе? О боже!
– Виталик, я провожу Машеньку, – почувствовала мама мое замешательство. – Боюсь, она у нас ничего не помнит. Понимаешь, у нее амнезия, вызванная нервным потрясением. Позже это пройдет.
– Конечно, пройдет! – Папа прижал меня к себе и поцеловал в макушку. – Заплатим кому надо, и все пройдет!
Машина комната была со вкусом обставлена.