— А что значит «в этом отношении»?
— Как мужчина.
Шайлер прикусила губу и сделала все возможное, чтобы не улыбнуться.
— Вряд ли об этом может идти речь.
Трейс продолжил задавать ей вопросы:
— Джонни Грант — один из твоих личных призраков?
— Был когда-то. — Шайлер надеялась, что ей удалось сохранить непринужденный вид.
Темно-синие глаза пригвоздили ее к месту.
— Насколько давно?
— Я влюбилась в своего кузена, когда мне было тринадцать, а ему двадцать два.
Трейс выдохнул и затем стал дышать с заметным облегчением.
— Детские шалости.
— В моем случае это именно так. — Шайлер тут же перевела разговор на него: — В тринадцать лет ты был еще ребенком?
Трейс ответил сдержанно:
— Нет.
Она так и думала.
— Кто — или что — был вашим призраком в тринадцать лет, Трейс Баллинджер?
Минуту, а может, и дольше казалось, что он не слышал вопрос. Затем, когда Шайлер уже почти оставила надежду получить ответ, Трейс наконец заговорил:
— Когда мне было тринадцать, я убежал из дому.
Очень тихо она спросила:
— Сбежал?
— Да, — произнес он со стоическим смешком.
Стук собственного сердца оглушил ее.
— Почему?
Его голос звучал непримиримо и жестко, как сталь:
— За два года до этого умер мой дед. Затем, в ту зиму, — моя мать. Остались только отец да я. Отец тоже был болен. Сердце. — Трейс Баллинджер приложил руку к своей груди. — Отец снова начал пить, невзирая на предостережения врача. — Потемневшие глаза Трейса сейчас казались скорее черными, чем синими. — Мой папочка становился настоящей скотиной, когда напивался.
Шайлер содрогнулась всем телом. Ее кожа покрылась испариной. Глубоко вдохнув воздух, Шайлер тихо спросила:
— Он оскорблял тебя?
— Такого слова, как «оскорблял», в наших краях просто не знали.
— Как же они говорили?
— Что он требователен.
Шайлер с трудом выговорила:
— Требователен?
Когда Трейс заговорил снова, его голос был тих и холоден, как лед:
— Жалеть розги — портить ребенка. Надо научить этого щенка уму-разуму. Показать ему, кто здесь главный.
Шайлер не могла пошевельнуться.
— Прости, Трейс.
— Не надо меня жалеть, Шайлер.
— Но почему?
— Я был не единственным ребенком, которого поколачивали. В летнее время, в самую духоту, окна и двери держали распахнутыми, и редко откуда не доносились крики. — Его голос дрогнул. — Не стоит себя обманывать, это продолжается и до сих пор.
Шайлер осторожно заметила:
— Поэтому ты и убежал из дому.
Он кивнул:
— Сбежал.
— Куда же ты отправился?
Трейс пожал широкими плечами:
— Куда глаза глядят. Шатался повсюду. Я уже добрался до Техаса, когда местные власти поймали меня и отправили в детский приют.