— Нет, — ответила Элисса.
В сущности, Майлс уехал, не сказав ей ни слова, не оставив записки и даже не попрощавшись, только приказав Бланту передать, что он постарается вернуться как можно скорее.
Хыо взял чашку, сделал глоток, по-видимому, обнаружил, что чай остыл, пока он расхаживал по гостиной, и отставил чашку с выражением крайнего неудовольствия на лице.
— Знаете, ходят разговоры, Элисса… — заметил он, слегка склонившись и понизив голос.
— Разговоры?
— Сплетни, слухи, как хотите называйте это.
— О чем?
Она надеялась, что не о призраке.
— Не о чем, а о ком, — поправил Хью.
— Тогда о ком же?
— О Майлсе Сент-Олдфорде, четвертом маркизе Корк, воине, прославленном герое войны, предполагаемом шпионе, доверенном лице принца Уэльского, признанном сердцееде и поклоннике всяческих вольностей.
— Вольностей?
— Так говорят. — Хью сделал вид, что смахивает воображаемую нитку с лацкана сюртука.
— Кто говорит?
— Люди. — Он выразительно пожал плечами.
— Я не верю этому.
— Есть подозрение, что маркиз отправился в Лондон навестить одну даму, — склонив голову набок, сообщил он.
— Даму? Какую даму? — Элисса невольно подалась вперед.
Хью потянулся и укоризненно потрепал ее по руке.
— Этот разговор не для деликатного дамского слуха.
Почему Хью Пьюрхарт упорно относится к ней, как к ребенку? Элисса терпеть не могла эту манеру.
— Вы хотите сказать, что маркиз уехал в Лондон, чтобы навестить свою любовницу, — выпалила она.
За свою выходку Элисса была награждена укоризненным взглядом.
— Вам не следует говорить об этом.
— Почему бы и нет? — упрямо возразила она.
На лице баронета застыло неодобрительное выражение.
— Это неприлично. Вы воспитанная юная леди, и вы не замужем.
Опять он про одно и то же! Мягкий подбородок Хью напрягся.
— И это вновь возвращает нас к предмету, который я хотел обсудить с вами.
Элисса подавила вздох. По-видимому, ей удалось всего лишь отдалить неизбежное.
— Какой предмет?
— Брак.
Она совершенно не желала говорить о браке, во всяком случае, не о браке с сэром Хью Пыорхартом.
— Я знаю, вы все еще в трауре по своим незабвенным родителям, но пришло время забыть о скорби и вновь предаться радостям жизни, — сэр Хью произнес это с торжественностью, которую, по-видимому, считал подобающей случаю. — Откровенно говоря, дорогая, мне надоело два года подряд видеть вас только в сером и в черном. Ваш туалет стал напоминать мундир или монашеский подрясник, — он явно не хотел делать ей комплиментов.
Элисса выпрямилась на стуле и покорно сложила руки на коленях. Хвала Богу, Хью подал ей мысль.
— Вероятно, пришло время сообщить вам… — Она облизнула губы.