Она наклонилась, положила букет свежих цветов на могильный камень родителей и выпрямилась.
Если ей и суждено выйти замуж, она скорее стала бы женой Майлса Сент-Олдфорда, хотя, откровенно говоря, маркиз стал довольно надоедливым до отъезда в Лондон.
И все-таки Майлс такой красивый. Ее сердце колотилось, как бешеное, когда он целовал ее, прикасался к ней, ласкал…
Но не следует вспоминать об этом — все кончено навсегда. После того досадного случая в гроте маркиз Корк вел себя, как и подобает истинному джентльмену.
Какая жалость…
Элисса вновь вздохнула и закрыла глаза. Она ощущала запах влажной земли, зеленой травы, откуда-то прилетал дымок костра, смешивающийся со слабым ароматом цветов у ее ног и привычным запахом овец, пасущихся на лугу, и уток у пруда.
Она открыла глаза. Небо над ее головой было пронзительно-голубым, под ним ярко зеленели деревья. Казалось, на много миль вокруг нет ни единой души.
Элисса перевела взгляд на Норманнскую башню и увидела в одной из бойниц лицо — человеческое лицо. Этого человека она прежде никогда не видела.
Ее звали Элиссой.
По крайней мере, так назвал ее черноволосый мужчина, опасный на вид, тот, кто стоял на страже у входа в Пещеру монаха, когда она сама принесла туда корзину с провизией. В корзине помимо еды оказался мужской костюм, бритва и мыло.
Ему захотелось закричать от радости.
— Как вас зовут, сэр? — приветливо спросила леди.
— Меня называют Отшельником, миледи.
— Вряд ли вас крестили этим именем, — вежливо и терпеливо заметила она.
Отшельник покачал всклокоченной гривой волос и засунул стиснутые кулаки в карманы изодранной куртки. Ему не хотелось, чтобы эта леди видела его руки и ногти, по-прежнему грязные, несмотря на отчаянные усилия отмыть их в пруду.
— Я не помню своего имени, — признался он, взглянув на него.
Казалось, она прониклась к нему истинным сочувствием.
— Вы помните, где живет ваша семья? Где ваш дом?
Он пожал плечами. Смутные образы теснились в его голове, но он не мог описать эту картину словами. Ему было неловко признаться, что он считает своим домом этот парк. Если бы это было так, кто-нибудь уже узнал бы его.
Ему хотелось поблагодарить эту девушку за ее щедрость, объяснить, как много значат для него мыло и бритва, но его язык как будто прилип к гортани, когда она взглянула на него.
Виной всему были ее глаза.
Почему-то эти глаза гипнотизировали его. Отшельник не понял, в чем дело, пока на следующий день не отправился к пруду. Перестав плескаться, он пристально всмотрелся в собственное отражение в кристально-чистой воде.