– Я как-то выезжала с полицейскими, когда они накрыли такую вот подпольную мастерскую. Писала статью. – Неуклюжая попытка продемонстрировать сопричастность. – Мне плевать, если ты резал краденые машины. Сейчас это уже не важно.
– Я стал другим, – ответил он с холодным сарказмом.
Я покраснела.
– Что случилось с Сэлли?
– Ее убили.
– Как?
– Наркотики, алкоголь. Она изрядно набралась однажды ночью и пошла в мотель с мерзавцем, который забил ее насмерть.
– Сколько тебе тогда было? Сколько ты прожил с ней?
– Мне было девятнадцать, я жил с ней и Мэтью, наверно, года четыре. Мэттью всегда зависел от меня, столько, сколько он себя помнит. Я менял ему пеленки, кормил, учил его играм, читал ему на ночь. Сэлли любила его, правда, любила, она старалась как могла, но однажды она исчезла. С тех пор я полностью взял на себя заботу о нем.
– Ты мог найти меня, когда я стала достаточно взрослой, чтобы самой принимать решения. И семья…
– Не говори мне это. Про семью. Твои родители никогда бы не признались публично, что Мэттью их родная кровь. Они отдали бы его, как меня, в сиротский приют. И мне бы не разрешили его вырастить.
– Ты не прав. Они бы любили его. Они бы приняли и тебя, и его. Таких ошибок не повторяют.
– Я не буду с тобой спорить. Это в прошлом. Я практически украл его после смерти Сэлли. Достал поддельное свидетельство, изменил фамилию на Салливан, и мы как можно скорее уехали на Запад:
– О, Роан!
Он не украл Мэттью. Он спас его. Когда семья узнает об этом, мера ее благодарности и восхищения будет безмерна.
– Мы должны сказать им, – закричала я в отчаянии.
– Поверь мне, они не нужны друг другу. Ему все известно. У него нет по этому поводу комплексов, он просто понимает, что здесь у него ничего нет.
– О, Роан! Многое изменилось.
– Я знаю все о Пите и его сыновьях, – мрачно сказал Роан. – У меня стало это второй работой – узнавать о них все. О всей семье. Нет почти ничего, ускользнувшего от меня.
– Ясно. – Мы помолчали. – Я не обещаю, что весь наш клан откроет Мэттью свои объятия, но я уверена, да, уверена, – повторила я с вызовом, – что мои родители…
Роан горько засмеялся.
– Ты не права. Сам-то я привык к дерьму, но я не хочу, чтобы с ним тоже обращались, как с дерьмом. Я вообще не хочу, чтобы ты во все это влезала.
Я прижалась к его груди и взяла его лицо в свои руки.
– Ты изменишь свою точку зрения. Мы еще не раз обсудим это. Все будет в порядке.
– Все двадцать лет, каждый день я хотел тебя увидеть. Не представляю, черт возьми, как мы разберемся во всем. Но я люблю тебя. Никогда не сомневайся в этом.