– Джанна ездила к Тони?
– Да, – кивнул Мускат. – Вы не знаете, с какой целью? Я хочу сказать, что это немного странно, после той истории с печеньем и всего остального...
– Я ничего не знаю о ее поездке. Она ни словом не обмолвилась об этом.
– Она слишком огорчена смертью Пифани, – подсказала Шадоу.
– Понимаю, – сочувственно молвил Мускат. – Скорее всего, это не имеет большого значения. По словам слуги, сразу после ее ухода Тони звонили. После телефонного разговора он до самого рассвета простоял у себя в кабинете перед египетским зеркалом.
– Простоял всю ночь перед зеркалом? – переспросила Шадоу.
– Так утверждает его слуга. При этом Тони хранил молчание. На рассвете слуга хотел подать ему чашечку кофе, но было уже поздно.
– Все это звучит в высшей степени странно, – проговорил Уоррен, – но какое это имеет отношение к нам?
– Вам надо быть готовыми к вопросам репортеров.
– Вы думаете, они станут донимать вопросами меня? – осведомили Уоррен.
– Полагаю, что всю семью. Видите ли, Тони застрелился после того, как получил от слуги утреннюю газету с известием о кончине Пифани Кранделл.
Шадоу ахнула. Уоррен привлек ее к себе и успокаивающе обнял.
– Я никогда не понимал их вражду, – сказал он Мускату. – Видимо, там было что-то такое, в чем мы не разбирались. Не думаю, чтобы кто-либо знал все досконально.
– В любом случае, я решил, что вас следует поставить в известность.
– Я ценю вашу предупредительность. Надо будет подготовить сестру. Она принимает все это очень близко к сердцу.
Мускат с сочувствием кивнул и развернулся, чтобы уйти, но Шадоу схватила его за рукав.
– Как погиб Тони?
– Дорогая, инспектор только что сказал, что Тони застрелился, – напомнил ей Уоррен.
– Знаю, но куда он себе выстрелил?
– Из револьвера в голову, над левым ухом....
* * *
Сопровождая в лимузине приближающийся к кладбищу катафалк, Уоррен посматривал на мать, сидящую бок о бок с Эллисом. Она как будто держала себя в руках, не то что на похоронах Реджинальда, когда ей пришлось давать успокоительное. Справа от него сидела Джанна, более спокойная, чем раньше, но словно утратившая дар речи. Шадоу сжала ему руку, он ответил слабой улыбкой. Он был очень благодарен ей за любовь и поддержку.
Он только сейчас начинал по-настоящему горевать о тете Пиф. Направление его жизни задал отец, но он же чуть было не разлучил его с Шадоу; Уоррен знал, что Пифани ему будет не хватать гораздо больше. Ее понимание и поддержка служили противоядиями от постоянного неодобрения, исходившего от отца.
Одри застонала. Уоррен еще больше пал духом. Только что он надеялся, что мать потерпит со слезами, тем более что Джанне стало легче, но, как оказалось, ошибся.