Пентаграмма, – вспомнил Славик иностранное слово. (Он ошибся – пентаграмма представляет собой самую обычную пятиконечную звезду, нарисованную так, как рисуют ее детишки – пятью пересекающимися линиями. Принесенная Зигхайлем фигура именовалась по-гречески пентагонон, или просто пентагон.) Но Славик не разбирался в таких тонкостях: пять углов – значит пентаграмма. И точка.
Пять сторон пентаграммы были толстыми, в руку толщиной, и тоже пятиугольными в сечении. Славик по привычке поднес к ним мощный магнит – черного металла внутри не было, наоборот, на какую-то долю секунды ему показалось, что штука отталкивает приближающуюся к ней руку с магнитом. Удивленно поднес еще раз – ощущение легчайшего сопротивления не появилось, видно и в самом деле почудилось…
– Ну ладно, сначала приятное, потом полезное. – Славик разорвал непочатую пачку «Беломора» и вручил Зигхалю папиросу. Это была обычная присказка и обычное, почти ритуальное, действие. Слева от входа у него висело коряво написанное на фанерке объявление (с почерком у Славика было не очень): «Каждому клиенту „Беломорина“ бесплатно!» Не то чтобы оно так уж привлекало желающих избавиться от излишков цветного металла, оно скорее позволяло мгновенно определить статус новых клиентов – к взявшим папиросу Славик тут же начинал обращаться на «ты» и держался благодушно-покровительственно, как белый торговец, благодетельствующий неразумных дикарей огненной водой и отборными стеклянными бусами в обмен на какие-то там захудалые слоновые бивни и золотой песок. Иногда дармовой канцероген брали граждане, вполне прилично одетые и держащиеся преувеличенно высокомерно – дескать, вот, обнаружили чисто случайно дома пару килограммов латуни и решили занести по дороге на презентацию в Доме Кино… Таких Славик не любил особо и старался ткнуть носом в дерьмо с мстительно-злорадным удовольствием…
Зигхаль жадно затянулся в ожидании расчета. Славик ждал, что он, по обыкновению, начнет хвастливо рассказывать, где и как он раздобыл эту увесистую геометрическую фигуру – и снова, как с банками, ошибся. Зигхаль молчал.
Ничего, сейчас ты у меня заговоришь, голуба… Мне совсем не в радость, когда рыщут по всем окрестным пунктам и разыскивают латунные причиндалы с могилки любимого дедушки. В конце концов, мертвым все равно… и мне тоже… но распиливать и прятать эту хреновину сейчас, на ночь глядя…
Почему-то пентаграмма показалась Славику похоронным аксессуаром, хотя никогда ничего подобного на кладбищах он не видел… Он неторопливо отсчитал самые мятые и грязные бумажки за принесенное в рюкзаке, демонстративно игнорируя лежавшую на весах пентаграмму; отдал Зигхалю и прямо, в лоб, спросил: