– Кажется, мне пора пожелать вам спокойной ночи.
– Это потому, что я высказал то, что у нас обоих на уме? – Алексис все еще улыбался. – Меня влечет к вам точно так же, как вас ко мне. К чему притворяться?
– По-видимому, не к чему, – глухо сказала она. – Насколько я поняла, моя дальнейшая работа здесь связана с уступкой этому… влечению и соответствующими действиями с моей стороны?
– Возможно, вас ждет повышение по службе.
– Понятно! – она резко вскочила. – Тогда мой ответ вам: нет!
– Ответ на что? – поинтересовался он, не меняя тона. – Я ведь еще ничего у вас не просил.
Распирающее Зою негодование было вызвано и разочарованием и подлинным гневом.
– Вы слишком ясно сказали, чего хотите. Не теряете времени, кирие? Всего три дня прошло! Не верится!
– Я сам удивляюсь, – признался он, не моргнув и глазом в ответ на ее атаку. – Я стал сопротивляться этому через минуту после того, как мы первый раз расстались с вами, но бесполезно. Помню, вы сидели такая раздраженная, ваши волосы отливали чистой медью, глаза горели зеленым огнем, тогда я и понял, что желаю вас так сильно, как никогда до этого не желал ни одной женщины.
– Тем хуже, будете разочарованы! – Зоя была так оскорблена, что не понимала смысла собственных слов. – Утром я сразу же уеду.
– А как же София? – он не дал Зое ответить. – Вы убедили меня в том, что она нуждается в большей свободе. Если вы ее оставите, она вернется к прежней жизни.
Зоя сжала губы.
– Значит, вы в этом уверены?
– Это значит, что будет трудно найти другую компаньонку, которой бы я смог доверить Софию, как вам. Кстати, о ваших собственных потребностях. Тогда, ночью, вы ведь сказали, что они такие же, как и у мужчин.
Чего она только не успела наговорить ему той ночью? Зоя с трудом собиралась с мыслями. Неудивительно, что он ей припомнил те слова. Не привык, чтобы ему отказывали, это уж точно. Алексисы Теодору всех стран привыкли только брать все, что ни пожелают. Если бы не София, то она вообще ни минуты бы не колебалась, но как объяснить девушке причину столь внезапного отъезда, не сказав всей правды? Однако Зоя менее всего желала подорвать веру сестры в непогрешимость брата.
– Мне нужно все обдумать, – растерянно сказала она. – Вы поставили меня в ужасное положение! Вы вообще способны думать о чем-нибудь, кроме того, что вам хочется?
Его рот снова скривился.
– Есть определенные чувства, которые уже взяли верх над нами обоими. Думаете, я не способен разгадать желание, которое испытывает женщина? Да вы дрожите, даже если я к вам не прикасаюсь.
Как раз сейчас она вся тряслась. От гнева, решила Зоя, но знала, что это не вся правда. И его самонадеянность тоже обладала особым магнетизмом. Ведь она сама ввела ему в уши, что не имеет предрассудков по части свободы сексуальных отношений; хвастовство ударило рикошетом, она была унижена, если не сказать хуже.