– Я вижу, Саша, что сумел пробудить в тебе интерес к жизни. Значит, с тобой все в порядке. Жить будешь. Вставай, пора ехать.
– Но ведь двух часов ещё не прошло.
– В таком случае, я еду один, – отрезал Девяткин. – А ты оставайся тут. Лечись и поправляйся.
Боков застонал, встал с кровати.
– Вот и умница, – обрадовался Девяткин. – Если бы ты был женщиной…
Боков не дал Девяткину договорить, оборвал на полуслове.
– Знаю, знаю. Если бы я был женщиной, вы бы на мне женились. Все это вы уже говорили.
– Нет, я другое хотел сказать. Хотел сказать, что никогда бы на тебе не женился. На больном человеке, сердечнике. На хрен мне такой хворый муж? Молодая развалюха.
Боков обиделся, он стал придумывать ответный комплимент, но так ничего и не придумал. Через четверть часа они вышли из гостиницы, дошагали до автомобильной стоянки. Девяткин сел за руль, Боков развалился на заднем сидении.
* * * *
Тимонин лежал спиной на полу и не мог пошевелиться. Гостеприимный дядя Коля утвердился коленями на его левой руке, правую сжал двумя ладонями, словно стальными обручами, не давая Тимонину и пальцем пошевелить. Дородный Семен сидел на груди, одной рукой он ухватил Тимонина за волосы, другой прижимал к горлу острый клинок финки.
На коже образовались неглубокие порезы, кровь сочилась по шее, капала на пол. Тимонин сопел, взбрыкивал ногами, извивался спиной.
– Скажи, мил человек, куда ты портфель засунул? – дядя Коля взял новую, жалобную нотку. – Скажи, тебе все равно эти деньги теперь без надобности.
Семен оторвал руку от волос Тимонина, размахнулся и открытой ладонью влепил ему пощечину. Удар получился таким мощным, будто к Семеновой ладони привязали свинцовую пластину. Тимонин провалился в глубокий колодец темноты. Через минуту он пришел в себя от нового удара.
– Ну, милый, говори, – пел дядя Коля. – Скажи по-хорошему. Самому себе сделай облегчение.
– А то будем тебя немножко того, – продолжил мысль Семен. – Будем немножко тебя резать.
– Да, придется, – Попов говорил с усилием, кряхтел, прижимая руку Тимонина к полу. – Больно умирать будешь. А портфель мы все равно найдем.
Тимонин увидел над собой искаженные злобой лица дяди Коли и того человека, которого он, принял за добропорядочную женщину, за геройскую мать. Высоко под потолком, забранная конусообразным отражателем, горела стосвечовая лампочка. Когда Тимонин закрывал глаза, лампочка совсем не пропадала. Яркая вольфрамовая нить не гасла, продолжала гореть и в закрытых глазах.
Семен снова ударил Тимонина по лицу, но тот даже не почувствовал боли. Он пытался, но не мог собрать последние силы для сопротивления. Он подумал, что скоро умрет и почувствовал спокойствие, умиротворение в душе. Раздражала, резала глаза эта лампочка…