И он услыхал от меня историю моего разлада со звездозаконниками, и пожалел меня, и взял с собой, и привел к учителям, которые не требовали от меня нарушения законов ислама. И среди них было несколько магов, которые рассказали мне, что аш-Шамардаль – любимый ученик мага Бахрама, и постоянно навещает его, а маг Бахрам воистину велик, и владеет многими способами колдовства, и знает тайны заговоренных кладов, и повелевает джиннами, которых заклял еще Сулейман ибн Дауд… Не сверкай на меня так глазами, о Шакунта, я постараюсь больше не упоминать этого имени! И я узнал, что маг Бахрам сделал некоторых мудрецов и звездозаконников своими собеседниками и сотрапезниками, и в назначенную ночь присылает за ними подвластных ему джиннов, так как они все живут в разных климатах, кто – в Мерве или Нишапуре, а кто – в Фесе или Марракеше.
Но Гураб Ятрибский редко посещал эти собрания, а я, напротив, желал посещать их как можно чаще, и потому сошелся с аш-Шамардалем.
А между тем я вырос, и вошел в зрелые годы, и слава обо мне потекла по землям арабов, так что однажды меня пригласили стать наставником юного царевича.
Эта должность давала мне спокойную жизнь и время для ученых занятий.
Видишь ли, о Шакунта, магия мало привлекала меня, вернее, меня привлекало то, что она может дать, – богатство, красивых женщин, власть над людьми и возможность заниматься наукой. То, чего у меня никогда не было, о Шакунта! И я полагал, что эти вещи мне необходимы, – именно потому, что не знал, каков их вкус и запах!
А чтобы заниматься собственно магией, составлять заклинания, писать талисманы и снимать заклятия с кладов, нужны определенные способности, которых у меня, насколько я мог понять, было крайне мало. Аш-Шамардаль утверждал, что такие способности имеются у него, и действительно – он сотворил при мне кое-какие чудеса. И он клялся именем Аллаха, что Гураб Ятрибский лишен подобных способностей. Когда же я возражал, он спрашивал, какие чудеса сотворил при мне Гураб. И я вынужден был сознаться, что никаких.
Итак, я воспитывал царевича Салах-эд-Дина, и это было куда более докучным делом, чем ты полагаешь, о Шакунта, ибо Салах-эд-Дин был вовсе не столь благонравен, как он изображает в своей истории! Мало ли я настрадался тогда от его проказ? Одна история о том, как я вошел в Зал совета, вошел с достоинством, как полагается, и сунул руку за пазуху, чтобы достать весьма важную бумагу, и вынул ее, но она оказалась перевязана длинным шнуром, и я потащил из-за пазухи этот шнур, а он все не кончался и не кончался, и я тащил его, пока все вельможи и эмиры не стали закрывать ртов широкими рукавами…