О Шакунта, я по сей день не знаю, где этот негодник раздобыл стоптанную женскую туфлю такой величины, что ее мог бы носить черный раб ростом в шесть локтей! И как он исхитрился вынуть у меня из-за пазухи бумагу, и обвязать ее шнуром с туфлей на другом его конце, и вернуть все это обратно за пазуху!
И таких проделок было множество, о Шакунта, и он то хотел учиться, то не хотел, то блистал знаниями, а то играл в кости с дворцовой охраной, а начальник охраны его покрывал. Да и чего можно было ожидать от позднего и единственного сына!
У меня никогда не было над ним власти, о Шакунта, той власти, какая должна быть у учителя над учеником. И это он полагает, что многому от меня научился! А на самом деле он, первым делом угодив в Хире в когти к каким-то мошенникам, что выманили у него кошелек с золотыми динарами, потерпев неудачу в воровстве лепешек и сыра у базарных торговцев, послушался мудрого совета какого-то нищего и пошел в услужение к старому врачу, имевшему, как видно, способность укрощать упрямых, как ишаки, мальчишек!
О Шакунта, он рассказал мне это сам за кувшином вина, и если ты примешься жалеть его из-за перенесенных им бедствий, я не удивлюсь. О Аллах, его-то пожалеет кто угодно, а вот кто пожалеет меня?
Вообрази, о Шакунта, меня на той крыше, вдвоем со старухой аз-Завахи, мир праху ее, и вдруг выскакивает этот бесноватый, размахивая джамбией – а джамбию он выиграл в кости у кого-то из стражников, они ведь постоянно поддавались ему, ибо выполняли приказ своего начальника, – так вот, он размахивает джамбией, о которой он мне сказал вполне определенно: если я донесу царю, что у него завелось это оружие, то участь прокаженного покажется мне райским блаженством!
Мы не имели намерения обижать тебя, о Шакунта, мы как раз читали заклинание, чтобы пометить нужного нам младенца, и мы пометили бы твою дочку тоже, ведь это было в наших интересах – постоянно следить за судьбами обеих девочек! И вдруг выскакивает этот одержимый, и кричит, и вопит, и извергает множество угроз!
И я не удивлюсь, если окажется, что, попав в Хиру и испытав там кое-какие бедствия, он поступил в услужение к врачу лишь потому, что знал: этот врач – любитель красивых мальчиков, так что его благоденствие будет обеспечено.
Мы утратили следы и твоей дочери, и дочери франкского эмира только из-за Салах-эд-Дина, да покарает его Аллах за строптивый и сварливый нрав! Таким он был – таким, по всей видимости, и остался, этот сын греха.
И он еще берет на себя смелость описывать то, что произошло в собрании магов и мудрецов!