– Точно. А зубы стучат так, что ему еще повезет, если ни один не сломается.
– Я сильно разогрелся, пока копал, и совсем не чувствую холода, – солгал Камерон. – Еще одно ведро, Мартин.
– Такие синие губы я видел только у покойника, – хмыкнул Мартин, в очередной раз выливая на него воду.
Если бы, подумал Камерон. Хорошо бы его тело, сердце и душа и впрямь сделались такими же бесчувственными, как мертвая оболочка!
Ему следовало покинуть Боуэнов несколько часов назад: еще ночью собрать хранившиеся у него карты и под покровом темноты вернуться в лагерь. Весь сегодняшний день он мог провести, помогая Баско разрабатывать новую тактику, новый план продвижения короля к Брайтхелмстону. Вместо этого он возился в грязи и, стиснув зубы, слушал очаровательную лекцию доктора Боуэна о функционировании мужских половых органов. Камерон подумал, что бы сделал отец Джиллиан, если бы знал, что все время, пока они работали, органы размножения Камерона вызывали у него мечты о наслаждении, которое он мог бы получить с его дочерью. Все это время он боролся с собой. Он знал, что должен уйти, но сердце, душа неодолимо тянули его взглянуть на нее еще хоть один раз – так школьники слоняются под окнами школьниц в надежде мельком увидеть предмет своей любви. И это отчаянный разбойник, который сейчас должен в лесу разрабатывать планы побега опального короля.
Конечно, спокойную английскую деревню полюбить совсем нетрудно: легкий ветерок приносил морскую свежесть, но море было слишком далеко, и его холод сюда не доходил. Человек, до недавнего времени представлявший свою жизнь как нескончаемую пустоту, вдруг потерял нить, связующую прошлое с будущим, занял свой мозг изучением медицины, которое неожиданно оказалось завораживающе увлекательным. Человек, потерявший свой дом, почувствовал, что нашел новый дом, лучше прежнего, в таком месте, где глаза каждого крестьянина светятся радушием, а сам он занят искусством, заслуживающим уважения, где днем и ночью рядом с ним ездит такая женщина, как Джиллиан Боуэн.
Когда Камерон увидел, что она надела подаренное им платье, сердце его дрогнуло. При виде ее волос, свободно развевающихся на ветру, его охватила дрожь от желания почувствовать эти шелковистые пряди на своей коже, как прикосновение крыльев ангела.
Труднее всего оказалось отвернуться и уставиться в выкопанную грязную канаву – ему легче было бы заползти в эту яму й не ранить ни в чем не повинную женщину показным равнодушием.
Джиллиан стояла, вся сияющая, слова любви готовы были сорваться с ее губ. Она была неопытна и невинна и не осознавала, насколько явно видна ее ранимость, не знала, что, создавая видимость пренебрежительного отношения к ней, он делал ей самый большой подарок, какой мог предложить.