– Терпение, парни. Прогнозисты уловили какие-то расхождения со своими схемами. Скоро все прояснится – еще минут десять-двадцать, не больше.
Из-за туманной стены защитного поля доносилось басовитое урчание вертолетных двигателей. Запах гари и горячей пыли висел повсюду, забивая ноздри и горло. Пир недовольно поморщился, поправляя шлем. Даже фильтры помогали неважно.
Он подтянул ослабевший после беготни и ползанья пояс с запасными обоймами и парой гранат, и опустился на безобразную глыбу, отвалившуюся от угла дома. Взрыв, который повредил этот дом, несомненно был сильным. В обнажившейся арматуре путалась кирпичная крошка, а сквозь зияющие пробоины в стенах виднелась сильно попорченная обстановка угловой комнаты. Изуродованный выстрелами фонтан виднелся прямо перед домом.
– Шарон, что датчики движения?
– Чисто… Выводят гражданских из подвала. Проследи.
Спецы из группы сопровождения деловито переговаривались в эфире. Пир невнимательно слушал. Сигнала на возвращение к «Рейнджеру» никто по-прежнему не давал.
– Пир, – послышался голос Завадского. – Я иду к тебе.
– Сказали же – оставаться на местах, – проворчал Пир. По правде говоря, он совсем не был против того, чтобы Ник вышел из-за угла. Ну какая, скажите, разница, будут они ждать вместе или в полусотне шагов друг от друга?
– Да ну их к монахам! – сказал Завадски. – Я тут торчу на открытом месте, как сапог на плацу. Если кто остался, о лучшей цели ему и мечтать нечего.
– Положим, я тоже не в крепости сижу… – вздохнул Пир.
Ник пружинистым шагом направился к полуразрушенному взрывом коттеджу. Лужайка, по которой он шел, чернела безобразными пятнами ожогов. Спустя полминуты Ник уже сидел на той же глыбе, что и Пир, положив винтовку на колени и глядел на текущий из поврежденного фонтана ручеек.
– Чего это с ними сегодня, ты не в курсе? – спросил он, роясь в кармане на бедре. Говорил он, понятно, о прогнозистах.
– Приступ бдительности, – вздохнул Пир. – Небось, перед НАТОвцами выпендриваются.
Завадски наконец добыл из кармана зеленый пластиковый пакетик с жареным миндалем, надорвал его и поднял лицевую пластину шлема.
– Держи! – сказал он.
Пир протянул ладонь и тоже поднял пластину. Горка коричневых продолговатых орешков высыпалась ему в руку.
С минуту оба молча грызли содержимое пакета.
– Жена моя любила миндаль, – неожиданно сказал Завадски. – И еще фисташки.
Пир на секунду перестал жевать.
– Жена? – переспросил он осторожно. Не понравилось ему слово «любила». Смущало прошедшее время, а в таких случаях нужно быть посдержаннее. Даже с друзьями.