– Как тебе эта шмаль?
– Чудно. Просто какой-то особый вкус.
– Какая палитра! – стебались мы, наблюдая, как последние остатки приличных деток исчезают за дверью, рассыпаясь в объяснениях и извинениях.
– Не обессудьте, водочки употребить. Обидите!
– Ну что вы, что вы. Как можно-с. Только разве с вами на брудершафт.
– И пивком залакируйте!
– Всенепременно! – наконец за последним не нашим закрылась дверь и праздник потек своим чередом.
– Ты понимаешь, что у Янки Дягилевой не было ни одного шанса? – вопрошала я, требуя ответа не то у Перевала, не то у Господа Бога. Мы уже приняли слишком много, чтобы помнить повод. Всех нас объединяла музыка, подвалы, переходы и неприятие общества. А Янка Дягилева, невесть как утопшая звезда андеграунда, была для нас и кумиром и эталоном. Егор Летов и Янка Дягилева forever.
– Что ты имеешь в виду? – пьяно кивал Тимка и тянул руки за сигаретами.
– А то! С ее душой она и не могла бы выжить.
– Без варианта, – согласился он.
– Она и такие как она, умирают молодыми.
– Таких больше нет.
– Я не об этом. Она была честной. Честной до жути. И раздала себя по частям. И поэтому она и ушла.
– А мне кажется, ей помогли. Как-то странно она утонула.
– Она была ангел. Я хотела бы прожить жизнь так, как она. И уйти также. Молодой. Просто сгореть, – чуть не кричала я.
– Тише, Элис. Что с тобой? – подошел Крыс.
– Дайте гитару.
– Дайте ей гитару, – мне дали мою Болгарку. Дальнейшее я помню с трудом, так как много пела, пила и курила. Из пьяной депрессии меня быстро вывели, мы хором спели:
Ах, куда подевался Кондратий?
Минуту назад ведь он был с нами.
В черном кафтане, в розовых джинсах,
С белым кайфом в кармане.
После чего все весело упились до бесчувствия. Утро встретило нас небывалой картиной. Мы с Тимкой и Крысом, а также с кем-то еще, от кого я видела только ноги и куски торса, лежали вповалку в дальней, маленькой комнате.
– Пить… Прошептал Тимка. Его ладонь поразительно вольготно лежала на моей груди
– Не пойду, – категорически отказалась я.
– А-а-а… – ответил он, но стонать я и сама могла не хуже.
– Пить… – присоединился к нам Крыс.
– Кто-то должен стать героем, – сказала я через четверть часа.
– И это буду не я, – отрезал Тимка. Героический Ярик, вынырнувший из недр дивана (до этого от него были видны только руки и немного спины) произнес:
– Заткнитесь, нелюди. Сейчас я встану и принесу чайник.
– Круто, – хором восхитились мы. Через долгие, томительные десять минут, когда мы уже совсем было решили, что Ярик погиб где-то в пути, сраженный похмельем, он вошел и остановился на пороге.