Ведьма и князь (Вилар) - страница 191

Малкиня поднялся, закинул за плечо полу длинной черной накидки.

– Делай, как знаешь князь. Я только советовать тебе могу.

– Советничек, – пробурчал князь. – Лучше бы остался да помог мне ряд с гостями уложить.

– Все понимаю, князь. Однако и ты пойми вот что. Я вернусь к Мокошиному дню[121], как раз люди на торги съедутся, в Искоростене будет много народу, а там и погода, помоги боги, установится, метель стихнет. И вот тогда-то при всем честном народе мы и выведем ведьму на божий свет, будем судить по Правде, да предадим огню. А ряд... Мы с тобой уже не раз все обсуждали, князь, и ты должен без оглядки на меня, как глава могучего племени древлян, предстать перед ними и договориться о том, что решено.

Малкиня умолк, уловив, что князю и самому пришлась по душе мысль казнить ведьму в людный Мокошин день, когда в Искоростене особенно многолюдно. Значит, у Малкини в запасе пять дней, за которые он должен успеть добраться до Гольско и доложить посаднику Свенельду, что разыскиваемая им Малфрида-Малфутка в Искоростене. И, едва простившись с князем, волхв тут же кинулся на конюшню. Велев седлать свою бурую лошадку, выехал за ворота, навстречу метели и ветру, и, пришпорив коня, поскакал в лес. Он торопился, кляня свое неумение ездить верхом, пригибаясь под сыпавшим в лицо снегом, собираясь с силами, чтобы выдержать долгий путь до Гольско. Больше всего его тревожило, как бы князь не передумал и не устроил судилища раньше времени.

Глава 10

Малфриде снилось просяное поле. Тяжелые колосья, напоенные соками земли, плавно раскачивались на ветру. Это было так красиво... Такой простор, такое богатство, такие особенные ощущения... Радость и ожидание. Она ждала кого-то, кто должен был приехать к ней из этого простора. Ее милый витязь, ее князь... И она уже стала различать его силуэт на коне, угадывала его посадку, его летящий по ветру алый плащ, сверкающий шлем... Только отчего-то все вокруг словно потемнело. Потемнело небо над полем, стал угасать свет, и в этом полумраке начали клониться к земле под невидимым ветром спелые колосья. И тут же стали зарастать колючим сухим бурьяном, а земля почернела, взбугрилась, пошла чудовищными трещинами, принялась разлетаться черным песком, точно пеплом. Или и впрямь пеплом? Даже фигура витязя потемнела. Его алый развевающийся плащ покрылся чернотой, погас блеск шлема. Из-под надвинутого на лоб капюшона холодно и остро сверкнули бездушные светлые глаза.

– Что, тяжело тебе без меня? – дохнуло откуда-то из глубины. – Нет места тебе нигде, потому что ты моя и только моя!..