Дети галактики, или Чепуха на постном масле (Вильмонт) - страница 60

Чуть выше я упомянула о дефиците свободы слова… Не могу не рассказать здесь несколько забавных эпизодов, связанных с запрещенной литературой.

Один переводчик взялся вместе с мамой переводить толстый австрийский роман «Волчья шкура». В день, когда он должен был сдавать в издательство свою часть, он признался, что ничего практически не сделал. Скандал был грандиозный, и его часть поделили между мамой и мной. В работе над «Волчьей шкурой», все, наконец, убедились, что я перевожу сама, а не мама за меня, как многие думали. Редактор, Инна Николаевна Бобковская раз в два дня приезжала к нам и забирала мамин кусок и мой, сделанный от руки. Работа была сумасшедшая, мы с мамой сидели каждая в своем углу и с утра до ночи переводили. В какой-то момент мама взмолилась: «Инна Николаевна, дайте хоть денек передышки, помыться толком некогда!». На что Инна Николаевна испуганно закричала: «Девочки, умоляю, не мойтесь!».

Но это лишь преамбула. Этот переводчик, чтобы вымолить прощение мамы принес нам рукопись книги Солженицына «Бодался теленок с дубом». Мы все по очереди прочли книгу, в которой впервые упоминался «Архипелаг Гулаг». А время, напомню, было суровое – конец 1971 года. Разумеется, мы понимали, что говорить об этом можно лишь с самыми проверенными людьми, к числу коих принадлежала и мамина подруга Татьяна Аркадьевна. Как-то она зашла к нам и мама ей сказала: «Таня, мы тут прочли одну книгу, где Солженицын так тепло пишет об Асе (имелась в виду Анна Самойловна Берзер, редактор „Нового мира“)».

А дальше начала развиваться поистине детективная история.

На другой день позвонила Ася. «Тата, – сказала она, – мне нужно с вами увидеться»…

– Не понимаю, Ася что-то темнит, мне все это не нравится, – заявила мама после разговора.

Не помню уж, что еще было, но в какой-то момент, я положила рукопись в хозяйственную сумку, сверху пустые молочные бутылки и ушла из дома. Мы боялись обыска. Я решила, что пойду в кино. Посмотрев какой-то фильм, и еще пошлявшись по городу, я позвонила домой. Мама довольно веселым голосом потребовала, чтобы я немедленно возвращалась. Мы тогда жили на Самотеке.

– Иди, посмотри, кто у нас… – шепнула мама, открыв дверь.

Я вошла в комнату. За столом возле елки (был канун православного Рождества, 6 января 1972 года) сидел высокий мужчина со шкиперской бородкой, в ярком красивом свитере. Ну какая девушка из интеллигентной семьи могла бы в те годы не узнать Солженицына! Я обалдела. А Александр Исаевич взял у меня экземпляр рукописи, осмотрел его и произнес: «Понятно!