Вы не могли бы вызвать сюда человека, который дал вам эту рукопись!».
Я бросилась к телефону.
– Н.Н., вы можете сейчас к нам приехать, срочно?
– Что-то случилось? – быстро спросил он, много лет отсидевший в лагерях.
– Да.
– Папа и мама в порядке?
– Да.
– Хорошо, еду.
Едва он появился, как Александр Исаевич ушел с ним в другую комнату, и они минут десять о чем-то шептались. Потом Александр Исаевич попросил меня проводить его до остановки трамвая.
Когда я вернулась домой, все сидели потрясенные. Солженицын произвел на нас грандиозное впечатление.
Прошло месяца полтора или два, не помню уж. Возвращаюсь я откуда-то, и вижу, что папа сидит у меня в комнате, а я этого ох как не любила, папа со своим немецким педантизмом вечно наводил порядок у меня на столе, и я потом ничего не могла найти. Мне в моем беспорядке было куда легче ориентироваться.
– Пап, ты почему тут сидишь?
– А у меня в комнате Александр Исаевич! Я решила, что ослышалась.
– Александр Петрович? – это был один из наших собачьих знакомых.
– Да нет, Александр Исаевич, – таинственно усмехаясь, повторил папа.
– Но что он там делает?
– Записывает на магнитофон свою Нобелевскую речь! Он вспомнил, что у нас тихо и уединенно, вот и зашел неожиданно.
Вскоре появился и сам Солженицын все в том же свитере, убрал в рюкзак магнитофон и, категорически отказавшись от обеда, ушел. Через некоторое время через ту же Анну Самойловну он передал нам текст Нобелевской речи, напечатанный на машинке со своим автографом и роман «Август Четырнадцатого» тоже с автографом. Потом, прочитав «Теленка», изданного на Западе с позднейшими комментариями, я увидела, что Солженицын упомянул об истории с рукописью не называя, правда, имен, но в весьма, я бы сказала пренебрежительном тоне, хотя вполне понятно, что если бы его тогда засекли, у нас могли быть большие неприятности. Но мы для него были просто обывателями, не включенными в его яростную борьбу.
Уже позднее, когда один наш друг-немец привез «Архипелаг Гулаг», с этой книгой было связано два весьма характерных для тех лет случая. Как-то ночью, часа в два, когда все давно спали, раздался звонок в дверь, громкий, настойчивый. Я выскочила в прихожую, и увидела, что мама в ночной рубашке мчится в сторону кухни, прижимая к груди опасную книгу.
Я дрожащим от ужаса голосом спросила:
– Кто там?
– Кать, пусти, а то меня жена выгнала…
Это пришел мой в дымину пьяный друг Саша, который где-то напился и жена не впустила его в квартиру.
Как говорится и смех, и грех!
Я потом спросила маму, зачем она мчалась на кухню. – Если что, я бы выкинула книгу в окно.