— Я так скучал по тебе! — Димка уже обнимал ее за плечи, силясь дотянуться губами до ее полураскрытых губ. Маринка старательно уворачивалась:
— Нет! Не надо… Не здесь… Ребенок же увидит.
— А где, когда? — Глаза Димки сверкнули. — Придешь ночью?
— Дим, ну ты что? Какая ночь? — Тут Соловьев медленно поцеловал ее в губы. — Приду… Куда?
— К реке, на наше место! И гляди, не придешь — из-под земли достану. Ты меня знаешь…
Шлепнув напоследок шутливо Маринку по мягкому месту, Димка испарился. Раскрасневшаяся Маринка осталась стоять с мокрой простыней в руках.
— Ты что это тут? — Из дома вышел, подозрительно оглядываясь, Голубев. — Приходил кто-то? Я вроде разговор слышал…
— Нет, никто. Это ветер…
— Ах ветер…
Помявшись рядом еще некоторое время, Голубев ушел обратно в дом. Маринка повесила наконец злосчастную простыню и нервно рассмеялась. Ей одновременно было смешно и страшно. Знакомая энергия желания ударила в голову, перевернула все вокруг.
Целый день Павел Иванович ходил вокруг жены и озабоченно заглядывал ей в глаза. Маринку это бесило.
— Ну что ты смотришь? Пойди делом займись. С Илюшкой поиграй!
Голубев уходил, но вскоре снова возвращался и странно смотрел на нее, как будто пытался понять, что с ней происходит. А Маринка летала! Впервые за долгое время она накрутила волосы на крупные бигуди.
— Посмотри, они седые у корней, да? — спрашивала она мужа.
— Есть немного… Но мне все равно, — меланхолично отзывался Голубев. — А что это ты, собственно, такая возбужденная? Собираешься куда?
— Значит, есть причины. Отстань от меня!
Вечером, накормив семью ужином, Маринка уселась на крыльце, дожидаясь, пока муж и сын умоются и соберутся спать. Голубев всегда ложился рано. Ее уже трясло от волнения. Ненадолго она снова почувствовала себя школьницей, которая ждет запретного прихода тайного друга. От смешанного чувства радости и вины бросало в жар.
— Чего это ты тут сидишь? — Голубев не выдержал, снова вышел из дома.
— Хочу и сижу. Вечер красивый…
— Я посижу с тобой…
Муж опустился на крыльцо рядом и попытался обнять Маринку за плечи. Та вздрогнула и отстранилась.
— Ты бы лучше Илюшку спать уложил!
— Он уже спит. Набегался за день… Марина, ты сегодня какая-то странная…
— Я всегда странная! — огрызнулась та. — Ты что, раньше не замечал? И вообще, иди в дом. Я хочу побыть одна!
— Ну хорошо…
Голубев тяжело встал и пошел в дом. Маринка посидела на улице еще с полчаса, наблюдая, как меняют цвета и исчезают длинные послезакатные тени и появляются первые звезды. Какая красота! Когда опустились сумерки, она на цыпочках прошмыгнула в дом. Там было темно. В своей кроватке посапывал Илья, Павел Иванович тоже спал, свернувшись калачиком в углу кровати. Последний и самый сильный укор совести пронзил Маринку и тут же отступил. Она, стараясь не шуметь, натянула нарядный летний сарафан и взяла теплую шаль.