На улице стоял ноябрь, и новоявленное начальство укатило по маршруту будущей железной дороги в Москву, оставив Гёстнера на строительстве нового завода по выпуску рельсов. Строительство масштабное и, пока не вернулся отец, я решил растрясти министра финансов. казённый же завод строим, как никак. На мой зов явился Дубельт, выслушал приказ, следовало ему до вечера сего дня найти все слухи о мошенничествах и злоупотреблениях Конкрина. К вечеру я читал занимательный документ-сказку «как хорошо быть в России Министром Финансов». Почитал, да и отправился в министерство с Эскортом синемундирным, через час мне доставили заместителей министра, полуодетых и сговорчивых, ещё час до прибытия самого Конкрина они в отдельных кабинетах строчили на начальство доносы. Брал он, как не брать, но дюже много брал. То, что заместители на него накатали было чудовищным, но очень похожим на правду. Пользуясь троекратной разницей между стоимостью серебряных денег и ассигнаций он умудрялся уводить из оборота до 15% всего монетного серебра. треть из которых шла на затыкание ртов и приближённым.
Отец был в неделе пути от столицы, я же был в шоке и ярости и приказал их допросить с пристрастием. Воры выдали всё, где. в каком банке, если поместье, то на кого оформлено. Палачу утром достались лишь подобия людей, коих я приказал повесить, чтобы не мучились. Палача предупредил, что если верёвка оборвется, то следующим будет он. На место министра и заместителей назначил тех молодых сотрудников министерства, благодаря их доносам в третье отделение которых и начался весь сыр-бор. Нет, схемы увода в их бумагах не было, но вот то что тратят министры в разы больше, чем получают, значилось большими буквами. Всё было не то, всё не так, моя встреча с отцом, во многом из-за того, что власть мне была нужна для проведения в жизнь задуманного да и понравилась мне самому. интересным следствием того, что имущество Конкрина сотоварищи оказалось у меня явилось не только полная финансовая поддержка уже существующих проектов, но и то что только в Окрестностях Петербурга мне теперь принадлежало 15000 душ крепостных мужского полу. Имения были записаны на родственников, но проблем с добровольным возвращением украденного не возникло. Так что через три дня тысяча человек мужиков из этих 15000 стояли на помосте, избранные на скорую руку местными сходами, да и о беглых из этих деревень слышно не было, скорей туда бежать стали после слуха, что имение цесаревичу отошло. Петербург, это не Москва, народу здесь поболее, но сцена разыгрывалась та же. Лишь бумаги я в этот раз сам не подписывал, лишь раздавал ларцы и принимал поклоны до земли. Площадь для обеспечения безопасности на этот раз окружали жандармские части и артиллеристские полки. После организации 27 товариществ из бывших деревень и сёл, я обратился к народу. Как вы знаете, сказал я, в прошлый раз во время массового освобождения я спел песню, посвятив то сочинение героям отечественной войны двенадцатого года. Сейчас же муза, посетившая меня, оставила в моей голове песню о тех, кто сделал многое и в той войне и после, чтобы эта победа была не напрасна. Я имею в виду события 25-го года, именно гром их пушек поставил точку в вопросе «Быть ли России?». Когда пушки верных царю полков не дали на радость соседей-врагов разгореться пламени гражданской войны. Эти революционеры хотели свободы для крестьян, но свободы без земли, а зачем крестьянину такая свобода? Они хотели породить не собственников, готовых ради страны на всё, но лишь хотели убрать царя, чтобы править в своих наделах полновластными хозяевами. Так что вам я посвящаю эту песню, моим верным Артиллеристам.