К гостям Аллочка из-за нее вышла с хвостом. С таким старым черно-бурым лисьим хвостишкой из Бабушкиных запасов. Давясь смехом, Маша приметала хвост к Аллочкиному нарядному платью. Даже не ожидала, что так повезет и Аллочка не заметит. Аллочка раскланялась с гостями, повернулась – а там! Ура, ура, хвост!
– Это шутка, маленькая такая детская шуточка, я же ребенок еще! – захихикала Маша, и Аллочке, чтобы лицо сохранить, пришлось при всех улыбнуться кисло!
В ближайших Машиных планах стояло еще одно дельце – подлить в Аллочкин шампунь зеленую краску. Пусть-ка Аллочка походит с зеленой головой.
– Я ее буду укрощать, как Карлсон фрекен Бок, – заявила Маша Антону. – Принеси мне изумрудную акварельку. Пусть она походит недельку зеленая! – мечтательно добавила она.
– Акварель смоется...
– Тогда анилин.
– Для анилина нужна температурная обработка. Обработай Аллочку стоградусным паром...
– Ну что, ты ничего придумать не можешь? А еще художник!
– Я художник, а не специалист по подливанию краски в шампунь, – обиделся Антон.
– Я зеленку вылью, – деловито ответила Маша, – вдруг на лбу зеленое пятно нарисуется!
Даже на пристальный, обиженно цепляющийся за каждую мелочь Машин взгляд, Наташа вела себя почти скромно. Почти безукоризненно. Растерявшись, Наташа вместе с матерью полупереехала к Сергею Ивановичу, в Машин-Бабушкин дом и как-то там, на одной ноге, себя в его доме определила. Вещи не перевезла и за каждой мелочью ездила домой. Вечером вдруг скажет:
– Ой, а у меня конспекты дома остались, съезжу и вернусь.
Новое свое родственное отношение к Сергею Ивановичу Наташа не подчеркивала. Будто и не изменилось ничего. Во внучки и вообще в родственницы не определялась. Аллочка сердилась, пыталась заставить дочь как-то укрепиться в академических дочках-внучках, требовала даже целовать Сергея Ивановича на ночь.
– Может, мне к нему на ручки забраться и сказать: «Папочка, я твоя новая доченька!» – съязвила Наташа.
Аллочка заплакала и продолжала задумчиво плакать, на близости дочери с Сергеем Ивановичем настаивать. Но всегдашнее желание как-то Наташу в жизни устроить, всего дочери недоданного «додать» как-то быстро затерялось в новом ее замужнем устройстве.
Наташины конспекты, юбки, колготки и кофточки все чаще оставались в их прежнем с Аллочкой доме, и вместе с ними все чаще оставалась ночевать Наташа, а вскоре и вовсе уже жила одна. Приходила часто, и свой визит всегда начинала не с Аллочки, а с Раевских, так что картина смазывалась – а к кому же она, собственно, пришла – то ли в новую материнскую семью, то ли к старым друзьям в гости.