Женщина будто ударила ими по Руслановым робким глазам. В них чудилось что-то от грубости каменной бабы, взиравшей с вершины холма у Днепра на погребальный костер, Вспомнил Руслан и вторую - ту, разбитую в Тане: в мраморных ее глазах виднелось больше теплоты и света, чем в живых, но словно обледенелых очах угрюмой готской старухи. Попробуй узнать, чего она хочет. О чем думает вот сейчас. Зачем глядит.
Жутко. Собаку - и ту поймешь, посмотрев ей в глаза. И, пожалуй, всякую тварь. Наверно, лишь очи змеи ничего не способны сказать человеку.
Повернувшись к бледному Кубрату, готка чуточку оттаяла. То есть губы разлепила, сделала к нему короткий шаг. И - удалилась, упруго и гордо ступая, к ивам, нависшим над поляной с оружием. Руслан пристал к старику: что за баба, зачем она тут. Кто эти люди. Но безмолвен Кубрат.
Молчит и Гейзерих. Он насторожен. Тщится казаться спокойным, даже веселым, но - чует Руслан - он не свой средь своих, хочет приладиться к ним - и не может: изнутри проступает недоброе, тайное. - Куда попали?
Рыбак - ни слова. С ума сойдешь. Тут еще камыши зашумели. Чуждо. Скучно. Как-то не по-нашему. Десять, тридцать, сто верст везде одинаковых, ровных, густых и пустых камышей. И вся их толща, причитающе шурша, медленно склонится прямо к тебе - и, покачавшись горестно над мертвыми протоками, с тягучим вздохом отхлынет назад. Постоят немного, будто совещаясь, камыши - и сообща повалятся а другую сторону. Точно ищут чего-то, уныло шепчась, камыши.
Лес по-иному шумит. В осенней роще тоскуешь, но помнишь и ждешь. А тут - все забыто и нечего больше ждать. Безнадежность.
Эх, уж лучше б рвануло их ветром ревущим, да посильнее, чтоб треск пошел окрест! Душу изводит тихий бесконечный плач…
Под ивами совещались Что-то крикнули Гейзериху,
- Идем, - кивнул рыбак Руслану. - Ты, Кубрат, оставайся на месте.
Ну, началось.
…Хотел сказать Руслан - помилуй, мол, и сохрани… да не нашел, кому сказать: не миловал а не хранил его доселе никакой господь. Ладно. Будь что будет. Под ивами - медный котел пустой, над ним старуха, в руках ее - огромный рог с вином. Ко рту поднесла, произнесла заклинание, отхлебнула глоток. Протянула рог Руслану.
- Бери, - шепнул Гейзерих. - Пей скорей.
Нет. Страшен этот рог Руслану, будто он - единорогов и не вино в нем, а кровь.
- Пей, дурень, - сказал Гейзерих. - Голову спасешь.
Ну? Не слыхал, чтоб питьем спасали голову. Губили - часто слыхал. Но, видно, всякое бывает. Что ж. Пить так пить. Хоть раз испытать, каково оно на вкус, вино заморское. Брагу приходилось пробовать, вина не подносили.