- Откуда мне знать.
- Волхв толковал: богу тоже хочется есть. Кто кладет ему сытную требу, к тому он и благоволит. А где ее взять, жертву жирную?
- Разбогатей.
- Хочу, брате! Хочу. А не могу…
- Дед мой, бывало, нас поучал: «Богат, кто силен, а силен, кто умен».
- Боярин иной - дурак дураком, а толстый. Я вроде неглуп, но никак, хоть убей, не изловчусь раздобреть.
- Выходит, все-таки глуп. Суди об уме по достатку. Легко ли добыть, удержать да умножить.
- Было б чего умножать.
- Пучина к тому добавляет, что от отца получил. Отцу же от деда усадьба досталась. Так и идет.
- Откуда оно повелось? Кто первый и как, милый мой, удачу сумел за хвост ухватить? Почему ему перепало, а остальные остались с пустыми руками? Чем он был пред богами лучше других?
- Был расторопным.
- То есть хитрым и жадным. Ага. Значит, древний наш Род, Хорс, Стрибог и Семарг, из-под которых мы на белый свет глядели и людей судили, и через которых люди сходились с нами или расходились, и кому, честно трудясь, мы несли последний кусок, сами не ели, лишь бы их ублажить, - вовсе и не думали про нас, усталых, смирных, они - за расторопных! То есть за лукавых лиходеев?
В круглых волглых глазах, в губастом, тоже округленном, рту: недоумение, боль, и с нею - страх, как у рыбы, вынутой из воды. И впрямь - Карась.
- Видно, ты верно сказал: мы сброд никчемный, безмозглая сволочь, и нечего нам, остолопам, на счастливых коситься, завидовать им. - Помолчав, проворчал: - Не знаю, как твой, мой дед говорил - раньше, покуда волхвов не развелось, точно клопов, - не угодит если идол народу, зря требу ест, его вырывали и в речку кидали. Неужто правда, а, друже?
- Отстань, Карась! - Устал он голову ломать над этим. Устал от злых богачей, от недобрых богов - их благодетелей. Степь нагнетала в душу сонливость. Пастухам - чем им плохо? Так, может, и надо - бродить наугад, дремать на ходу, пока не помрешь.
…А впереди вставал уже новый рубеж. Полоса голубая. Дым, облака? Нет - идешь, идешь: она на месте, все шире, темнее, сверху - в белых зубцах. Руслан спросил у стража:
- Море?
- Горы, - ответил алан. - Кавказ.
Жутко смотреть. После днепровских порогов впервые встретили лес, и тот, нелепый, черно-зеленой стеною вздыблен над степью. Выше: хребет на хребте, чистый снег, и меж туч - лезвием острым - обледенелый гребень.
Уже зима наверху.
- Там вечно зима, - сказал Урузмаг.
- Это, наверно, и есть край земли. Поди одолей. Немыслимо, чтобы где-то еще, за дикими кручами, ровное место нашлось и люди держались на нем.
- Те, что живут позади диких круч, - усмехнулся алан, - тоже небось, впервые к махине этой приблизившись, судят о ней подобно тебе.