Старик:
- Избегай дерзостных вопросов и - веруй.
- А что это - вера? - робко спросил Руслан.
- Вера - уверенность в невидимом как бы в видимом, в желаемом и ожидаемом - как бы в настоящем. Веруй! В светлом господнем чертоге нет места для слов «зачем» и «почему».
- А без «почему» нет человека, - хмуро сказал Карась. - Дитя с каких слов свою жизнь начинает? Чуть подрастет, пробудится в нем соображение, - самое первое слово у него на устах - «почему». Почему да почему. - Не будешь ему отвечать, глядишь - вырос дурень. Ему надобно знать, почему.
- Знание противно вере. Мысль - бесстыдная, быстропарящая птица. Знание принадлежит уму, а вера - сердцу. Оставь сомнения и верь божьему слову, оно непререкаемо.
- На что мне тогда глаза и уши, и разум, и прочее? - уныло вздохнул Карась. - Мы, чай, не бараны.
- Мы суть словесное стадо Христово, он - пастырь наш. Куда поведет, туда и следуй.
- Хм. - Карась окинул усталым взором толпу безмолвных пленных. - Стадо и есть: «скот мелкий и крупный». Дале, старик, повествуй. Господь, говоришь, и так, и этак людей изводил, а они, дурные, не унимались?
В предгорных степях, закручиваясь мглистыми вихрями, пленных настигли первые удары здешней зимы.
Жутко подступать к шумным речушкам с заиндевелыми кустами на плоских берегах, с туманом, повисшим над перекатами клочьями нищенского отрепья. Чтоб дойти до прозрачной черно-зеленой поды, усеянной пузырьками, исходящей паром, точно в котле, надо минуть ледяной припай у берега. Ступаешь по льду, тускло-голубому, мокрому от брызг, или белому, присыпанному изморозью,- босые подошвы крепко прилипают, не сразу отдерешь.
Речки тут разливаются по широкому галечному ложу многими бурными рукавами: перейдешь по мелководью один - впереди их еще три-четыре. Не так трудно шагать по холодной воде (на дне песчаные наносы, на них, мягких, нога отдыхает), как по кочкам и гальке меж рукавами. Оцарапанные, сбитые ноги кровоточат, становятся пестрыми, неуклюжими, тяжелыми от примерзших к ним на воздухе острых мелких камешков.
Поток - проворный. Сорвешься с переката в яму, десятью собаками вцепится жгуче-студеная вода. Вылез из речки - скорей оттирай онемелые ступни тряпьем, жесткой, сухой, седой от мороза травой. После того не идешь, а топаешь, окоченело стуча по твердой стылой земле, версту или две, пока кровь по жилам не разгонишь. А кровь разгонишь - загорается в ступнях боль нестерпимая, гнутся колени - сейчас упадешь.
Так исстрадались на диких бродах, устали пленные от речек злых, что, заслышав где-то впереди недобрый шум воды, принимались кричать. Словно там, впереди, зловеще урча, их ждал исполинский змей-людоед.