- Отчего не стало лучше? Не на всей земле вера Христова. Тьма народу еще блуждает в языческой слепоте.
Пока проповедник витал в облаках, Руслан оставался тупым, равнодушным к хитросплетениям его речей: неискушенный разум, прочно привязанный «к земным предметам», не мог сразу постичь всю богословскую заумь. Но стоило старику покинуть небесную твердь и слезть на земную, Руслан оживился. Он услышал новое. Новое - и заманчивое.
Волхвы славянские тоже обещают загробную жизнь,- но жизнь такую же, как здесь, суровую, скучную, в драках, трудах и заботах. И булгары. И готы, - правда, у этих в чертоге Одена можно хоть выпить, но за это надо умереть, убивая других.
А Христос обещает вечное блаженство, - и всего-навсего за покорность.
Человек обретает надежду.
Но не странно ли: у готов блаженство на небе - для самых буйных, а муки - для самых смирных; у христиан - наоборот…
- Десять заповедей, - это какие же?
Старик охотно перечисляет, сопровождая каждую заповедь наставительным взмахом указательного перста.
- Первая. «Я есть господь бог твой; да не будет у тебя богов иных, кроме меня».
«Посмотрим», - думает Руслан.
- Вторая. Не делай себе кумира, и никакого изображения того, что на небе вверху, и что на земле внизу, и что в воде ниже земли. Не поклоняйся им и не служи им.
Он протянул руку к притихшему Карасю и вдруг сорвал с его шеи ветхий шнурок с медной рыбкой. И - не успел удивленный смерд ахнуть - кинул рыбку в яму с мутной водой. Рыбка, точно живая, блеснув боком, ушла вглубь.
И зря он это сделал, - Карася, уже было совсем примолкшего, опять прорвало:
- Ты, отче, веруй, хоть в пса бесхвостого, а меня не трогай! А то как двину, распадешься на куски, - и станешь триедин, как твой несуразный господь…
- Третья. Не поминай имени господа твоего понапрасну.
- Он твой господь, не мой, трухлявый ты пень!
- Четвертая. Помни день воскресный и освящай его! Шесть дней делай все дела твои, день же седьмой отдавай господу богу.
- Все семь дней я отдаю господу богу!
- Пятая. Чти отца твоего и мать твою, чтобы было тебе хорошо и ты долго жил на земле.
- Чтил бы, да нету их, - сгинули с голоду.
- Шестая. Не убий.
- Меня убивают!
- Не убий? - повторил Руслан. Ему, уставшему от зрелища многих смертей, эта заповедь больше других пришлась по душе.
- Седьмая. Не прелюбодействуй.
Карась:
- Где уж тут…
- Осьмая. Не воруй.
- Я сам обворованный.
- Девятая. Не свидетельствуй ложно против друга своего.
В белой мгле злорадно усмехнулся пьяный Калгаст.
Руслан споткнулся, опять разбил правую ступню, брызнула свежая кровь.
Карась открыл было рот, чтоб вновь уязвить проповедника, но Руслан на ходу, не глядя, крепко ударил его ладонью по ехидному лицу.