– Приветствую тебя, Рогнеда, – сказал он медленно.
Она встретилась с ним взглядом, остатки крови покинули ее бледные щеки. В глазах метнулся страх.
– И я тебя, великий князь и повелитель…
Владимир смотрел в упор. В груди стало горячо, ощутил, как разгорается уголек гнева.
– Тебе ничего не хочется мне сказать, Рогнеда?
Ее побелевшие губы дрогнули.
– О… чем?
– Ну, хотя бы о молодом боярине из Биармии, именуемой также землей Пермской.
Она вздрогнула всем телом. В глазах снова метнулся страх, перерос в панику.
– Что ты хочешь сказать, повелитель?
– Известно мне стало, что он бывал в твоих покоях. Тайно! А на той неделе замечен был, как спускался из окна по веревке. Но взять не сумели, больно ловок оказался.
Рогнеда молчала, глаза не покидали его лица. Затем она выпрямилась, волосы тяжелой волной струились по прямой спине. Грудь ее была все еще хороша, хотя уже родила ему троих сыновей и дочь. Мертвым голосом спросила:
– Когда мне на жертвенный костер?
Он смотрел в упор:
– Отваги тебе не занимать, знаю. Но что скажешь о нем?
– Он ускользнул, – ответила она, голос ее потеплел. – Что мне еще? Только бы он жил…
Сенная девка боялась шелохнуться. Веснушки на белом лице проступили ярко, целая россыпь. Ей тоже под нож жреца, если не привяжут к диким коням, не бросят в яму с голодными псами-людоедами.
Владимир пытался разжечь в себе гнев, но уголек погас, рассыпался теплой золой. Он был оскорблен, жестоко оскорблен, но почему-то не чувствовал оскорбления. Должен бросить ее под нож жреца, как бросал прочих неверных жен и наложниц, так от него ждут все: от бояр до последнего холопа, а он редко спорил со старым поконом, с Правдой, с обычаями чести…
– Пусть не страшится моего гнева, – ответил он. – Его дом и его земли уцелеют. Это я тебя мог принудить… но не он. Если допустила его к своему телу, то лишь по любви. Отпускаю я тебя, Рогнеда.
Ей показалось, что ослышалась. А девка превратилась в сплошной разинутый рот.
– Что значит… отпускаешь? – переспросила Рогнеда. – Душу мою?
– И тело, – сказал он. – Кончилась твоя неволя, твое заточение. Бери все, что захочешь. Бери с собой своих людей, что служили тебе верно. Я выделяю тебе дом в Полоцке. А не хочешь – возьми денег из скарбницы, купи сама. Где захочешь. И пусть твой… ну, пусть берет тебя в жены свободно.
Он отступил к двери, но Рогнеда протянула к нему дрожащие руки. Глаза ее были округлившиеся.
– Это твоя новая шутка?
– Рогнеда, – сказал он, и она впервые заметила в его суровом лице что-то иное, преобразившее жестокого князя. В глазах пылал огонь, там были мука и нетерпение. – Прости меня, Рогнеда!