Когда за ними захлопнулась дверь, Владимир вздохнул с облегчением:
– Я боялся, крику будет больше.
– Сплюнь, – предостерег Борис. – Ты просто захватил их врасплох. А сейчас пойдут мутить народ. Но зачем ты так…
– Соврал как пес подзаборный?
– Ну, когда князь говорит неправду, это тоже брехня…
На лице великого князя мелькнула жестокая усмешка.
– Так уж и брехня? А где сказано, что он чистый иудей? А раз не сказано, то каждый волен трактовать, как ему с руки. Зато если он рус… или пращур русов, то это у многих вышибет оружие из рук. А горлопанам заткнет глотки.
Борис покачал головой. В глазах было осуждение.
– Ты чересчур политик. А как же с душой? Какой грех на душу!
– Разве? А я считаю, что эта малая ложь… даже лжишка, ежели поглядеть, спихнет целый горный хребет моих черных как ночь грехов.
Борис все еще качал головой в сомнении:
– Не знаю, не знаю… Если уж сразу начинается со лжи, что будет дальше?
Владимир кивком отпустил его, затем, что-то вспомнив, крикнул вдогонку:
– А крестить будем в день Боромира! Один знаток подсказал. В этот день вода в Днепре прогревается как нельзя лучше.
По Киеву и Киевщине понеслись на быстрых конях бирючи, созывая на великий пир к великому князю, коего сам базилевс признал таким же базилевсом, как и сам. Особые посланники собирали князей окрестных земель, кои платили дань Киеву. Князья являлись со своими воеводами, боярами, знатными мужами, малой дружиной. Улицы Киева заполнились пришлым нарядным народом. Все на дорогих конях, седла и чепраки в золоте, даже конская сбруя блещет серебром, а сами всадники щеголяют оружием, в рукоятях блещут рубины и яхонты.
В Золотой палате были поставлены столы для светлых и светлейших князей и великого князя Владимира, ныне императора, в горницы и покои княжьего терема пригласили на пир князей окрестных земель, на нижнем поверхе пировали лучшие из воевод войска киевского, столы стояли по всему двору, где разместились бояре, воеводы соседних племен, знатные мужи, тиуны, тысячники.
Сотни столов были поставлены на площади перед теремом и на окрестных улицах, чтобы могла разместиться дружина и жители Горы: торговцы, купцы, владетельные люди. Еще столы тянулись с Горы по всему Подолу до самой далекой Оболони, везде было вдоволь жареной и печеной дичи, битой птицы, на столы подавали огромных осетров, привезенных издалека, сомов, карасей в сметане, а уж заморское вино подкатывали бочками. В народе говорили со значением, что ради этого дня не только великий князь опустошил все подвалы, но и велел то же сделать всем своим боярам и воеводам.