Засядько выслушал через толмача, помрачнел:
– Да, союзничек у нас просто чудо. Мы рядом с ним просто ангелы.
– Что стряслось, ваше благородие?
– Али-паша отличился. Французы его не взяли в союзники, замараться не хотят, теперь он вроде бы с нами. Мы никем не брезгуем. Ворвался в Превезу, учинил резню. Мол, бей проклятых французов. Ну, как у них и полагается: вырезал старых и малых, а молодых девок и парней продал в рабство. Тех, кто покрепче, приковал к галерам.
Афонин ахнул:
– Французов?
– Да сколько там было французов, – отмахнулся Засядько. – Они почти все полегли еще раньше в бою… Местных жителей, своих соотечественников! Сперва головы рубил и складывал в кучи, а потом работенку упростил. Посрезал у каждого убитого левое ухо, набрал несколько мешков, отправил в Порту турецкому султану. Ну, тому самому, который дал ему фирман на управление Албанией…
Солдаты уже раздавали уцелевшим от резни свой скудный рацион. На их суровых лицах читались гнев, сострадание.
Засядько развел руками:
– Что я могу?.. Нам запрещено ссориться с местными властями. Наш противник – французы. Только французы.
Афонин спросил сумрачно:
– Да неужто такой зверь с нами в одной упряжке? Нам же совестно будет Европе в глаза смотреть. Да и с нами ни одна порядочная страна даже за кустом рядом не сядет!
А другой солдат пробурчал:
– Что Европа… Что я родне скажу?
Молодая женщина, заливаясь слезами, ухватила его за ноги, целовала покрытые пылью сапоги. Солдат попробовал поднять ее, от смущения стал красным как вареный рак, но она отчаянно цеплялась за его ноги. Афонин отвернулся, провел ладонью по глазам.
Засядько поколебался, в такое трудное положение еще не попадал. Султан, которому Али-паша отослал уши казненных, в настоящее время союзник России. Да, русско-турецкие войны возникали одна за другой, но сейчас с султаном ссориться нельзя. Если он вдруг выстрелит по людям Али-паши, это может вызвать гнев султана. Тот пожалуется русскому командованию, а то, дабы жалоба не дошла до ушей императора, в угоду туркам прихлопнет своевольного капитана вместе с его батальоном.
– Отправляйся на корабль, – велел он Куприянову. – Поговори с Баласановым. Он мой друг, поймет. Скати на берег две-три пушки… да не корабельные, а наши, что готовились для десанта. Я возьму их с собой. Сам Баласанов пусть встанет напротив Превезы, откроет все порты, чтобы в городе видели нацеленные на них пушки! Да, если не трудно, хорошо бы возле пушек поставить канониров с зажженными фитилями. Будто бы ждут только сигнала к началу мощной бомбардировки!