Он видел по лицу молодого графа, что тот, хотя и с ходу отвергает почти каждое его слово, все же слушает внимательно, на лице ясно отражается борьба. Да и попал в точку: поединок на шпагах или пистолетах справедлив лишь в случае, когда сходятся равные. Но если один намного сильнее, то это больше смахивает на убийство. И этим доводом надо пользоваться, повторять чаще, развивать, пока чувство чести не будет поколеблено в достаточной мере…
– У меня есть идея, – сказал он настойчиво, – как уравнять шансы! Только уравнять, в этом нет никакой подлости… если посмотреть без предвзятости.
Маратин кивнул:
– Мне интересно выслушать ваши предложения.
– У меня давно припасен очень сильный яд… Нет-нет, не пугайтесь, никто травить вашего противника не будет. Это нечестно, это подло, это противно дворянскому кодексу чести. Я просто предлагаю смазать кончик вашей шпаги этим ядом…
Маратин с отвращением отшатнулся:
– Но это и есть подло!
– Нет, – отрезал Васильев резко. – И в этом случае у вас будет шансов на победу меньше, чем у него. Не забывайте, он все еще лучшая шпага… Вы уверены, что сумеете коснуться его хоть кончиком шпаги до того, как он трижды поразит вам те места, которые возжелает? Я – не уверен.
Секунданты отыскали место для дуэли, это оказалось сразу же за городом, договорились, что и как будет объяснено властям. Если, конечно, кто-то будет убит либо ранен. С тех пор как дуэли запретили, приходилось изобретать всевозможные уловки, но чаще всего валили на некоего Ваньку Каина, что разбойничал в окрестностях. Власти глубокомысленно покачивали головой: этот Ванька Каин показывается сразу в трех-четырех местах, в один и тот же день убивает или ранит благородных господ в Москве и Петербурге… Но не грабит, прямо благородный мститель какой-то!
Ветер дул холодный, сырой, тучи нависали над головой недвижимые, свинцово-серые, недобрые. Такая же сырая и каменистая земля была под ногами.
Засядько прибыл с секундантом, неизменным Внуковым, почти одновременно с Маратиным – их коляска как раз показалась с той стороны местности.
Засядько выпрыгнул, прошелся, разминая ноги. Посмеиваясь, он наблюдал, как секунданты церемонно сошлись посреди полянки, раскланялись вежливо. Вместе с секундантом Маратина, гвардейским майором, прибыл господин в темной одежде, молчаливый и малоподвижный. Засядько в нем определил доктора, непременного участника дуэлей. Внуков поинтересовался бодренько:
– Не желает ли господин Маратин принести извинения? Тогда на этом можно было бы покончить, ко взаимному удовольствию.