Он увидел, как она отвела взгляд, удовлетворенно улыбнулся. Значит, он угадал, такая мысль посещает ее хорошенькую головку. Либо этот проклятый задира выбрал себе в пару такую же женщину-зверя, хоть и в личине ангела, либо она, что вернее, за годы жизни с ним набралась от него столь несвойственной вымирающей аристократии жестокости и умения выжить!
– Ни-ни-ни, – предостерег он. – Вы полностью в моих руках! Помните об этом.
Опьяненный властью, он протянул руку, взял в ладонь медальон на ее груди. Она брезгливо дернулась, когда он задел пальцем ее нежную кожу. Васильев побагровел, эта женщина унижает его на каждом шагу, все еще не понимает своего положения!
Он с силой дернул, Оля вскрикнула, когда цепочка больно врезалась в шею и порвалась. Васильев держал золотой медальон на раскрытой ладони: рубины источали кровавый свет, а бриллианты блестели остро и угрожающе.
– Дорогая вещичка… Откуда? В России равных нет.
– Вы мерзавец, – сказала она с ненавистью.
– Ну, я не разделяю вашу точку зрения, – ответил он с чувством победы. – Но вы восхитительны в гневе.
– Он убьет вас, – пообещала она. – Убьет на моих глазах.
Карета двигалась быстро, колеса часто стучали по булыжной мостовой. Васильев отодвинул занавеску, с недоброй улыбкой выглянул:
– Скоро… Я недаром все годы работал в Генштабе.
– И много вы составили планов победоносных битв?
– Это не важно. Для вас важнее, что я составил план, как уничтожить этого надменного наглеца. Не убить, хотя для меня важно и развеять миф о его неуязвимости, а именно уничтожить. Теперь же этот план успешно завершается.
Она чувствовала отчаяние, мозг работал так, что голова разогрелась от прилива крови. Похоже, предатель в самом деле предусмотрел все. Слышно было, как покрикивает кучер, кони пофыркивали на ходу. Васильев кому-то поклонился, и снова у Оли был безумный порыв закричать, позвать на помощь, но она с большим усилием сумела взять себя в руки. Она достаточно прожила с этим удивительным человеком, чтобы вести себя иначе, чем ожидается от избалованной генеральской жены!
Голос кучера стал строгим. Оля услышала, как кони замедлили бег, карета остановилась. Ее качнуло, на подножку прыгнул верзила, отворил дверцу. Васильев вылез неспешно, подал руку Оле:
– Улыбайтесь! Теперь постоянно улыбайтесь мне!
– Это не будет неестественно?
– Нет, – процедил он сквозь зубы, но рот растягивал в улыбку, ибо на улице были люди, а карета остановилась перед роскошным домом, от двери к ней по широким мраморным ступенькам уже спускался дворецкий. – Это будет лишь означать, что вы ко мне… крайне неравнодушны.