Она потупилась:
– Не знаю. Может быть. А ты думаешь, стоит?
Он протянул к ней руки:
– Нет. Ведь моя жена ты, а не Мадлен. Перестань дуться и иди ко мне.
Алане очень хотелось позабыть о своих сомнениях, но в последний момент ее что-то остановило.
– А мне кажется, порой лучше быть желанной любовницей, – заявила она, – чем никому не нужной женой, которую бросают дома одну.
В изумрудных глазах Николаса заплясали насмешливые огоньки.
– У тебя богатая фантазия, жена. Неужели ты полагаешь, я потащусь в такую даль только ради нежного свидания с Мадлен? О нет, дорогая, на свете есть лишь одна женщина, ради которой я способен куда-то поехать. Это ты!
Алана робко улыбнулась, теряясь в зеленом омуте любимых глаз, но червь сомнения продолжал точить ее душу.
– Нет, Николас, по-моему, все это лишь отговорки. А на самом деле тебе стыдно появляться со мной на людях, ведь ты втайне кичишься своим превосходством надо мной, – с обидой сказала она.
Николас опешил:
– Да ты что? Напротив, ты куда благородней меня! Я столько лет жил только для себя, никого не любил, ни о ком не думал, был ко всему безразличен. А ты вернула меня к жизни, подарила мне радость.
– Мне хочется тебе верить, но…
– Но что? Говорю тебе, эта женщина для меня ничего не значит.
– Но когда-то значила?
Николас пожал плечами:
– Для тебя она представляет меньшую угрозу, чем для меня – твой Серый Сокол. Тем более что мы с ней уже много лет не виделись.
Он надеялся успокоить жену этими словами, но добился обратного.
– Ты что, был в нее так же влюблен, как я в Серого Сокола? – ахнула Алана.
Николас смущенно отвел взгляд:
– Может быть… Мы были тогда почти детьми…
И зачем он завел разговор о Мадлен? Черт его дернул за язык!
– Когда мы поженились, ты сказал, что из тебя не получится верного супруга, – еле слышно произнесла Алана. – И вот теперь ты собрался в гости к этой женщине. Что, по-твоему, я должна думать?
– Думай что хочешь. Мне надоело с тобой препираться, – огрызнулся Николас.
– Поклянись, что не притронешься к ней! – потребовала Алана.
– Ты слишком далеко заходишь в своих требованиях, – насупился муж.
– Поклянись!
– Я не собираюсь давать тебе никаких клятв, – возмущенно вскричал Николас, отходя от постели. – Ты ведешь себя не как жена, а как тюремщица!
Алана гневно вскинула голову, и в одно мгновение с ней произошла какая-то странная перемена. Взгляд стал ледяным, лицо надменным. Жизнь среди индейцев не прошла даром: Алана с детства переняла у них привычку с удивительной легкостью изгонять из своего сердца тех, кто почему-либо не оправдывал ее доверия. Так было и с отцом, о чем она, впрочем, сейчас запоздало сожалела.