Можно любить и лысых (Дар) - страница 29

Конечно, будет процесс, расследование, и все убытки падут на мое агентство, которое рассыплется в пух и в прах. Придется возвращаться в полицию...

- Врача! Врача! - вопит Людо, в прошлом - моряк, а ныне - педераст. Он пришел в себя после той порции, которую я ему отвесил.

Наконец, Поташ дозванивается до профессора Данклона - знаменитого специалиста по ушибам.

Казалось бы, катастрофа еще больше должна накалить атмосферу, но все происходит наоборот. Внезапно все объединяются и переживают.

Раненый поглаживает колоссальную шишку и стонет:

- Дайте мне зеркало, я хочу знать правду! Не скрывайте ее от меня!

Элеонора протягивает ему зеркало с туалетного столика, он глядит в него и испускает вопль:

- Моя карьера! Ах, я так и знал! Вот оно - второе июня! Надо предупредить продюсера... Срочно? Завтра снимается сцена разрыва. Боже мой! А если я изуродован навеки?!

Он роняет зеркало, и глядя на меня, горестно говорит:

- Подумать только, меня поручили охранять именно вам!

Четыре часа утра

Ради кого-то профессор Данклон и не пошевелился бы. Он заявляет это после того, как выполнил свои обязанности. Его пациенты - Делон, Габен, Монро, Миттеран. Еще, может быть, кардинал Марти, потому что нужно чтить взгляды семьи: брат у Данклона - епископ. Да...

И больше никого. Данклон, если так можно выразиться, стрелянный воробей.

Он выписывает несколько рецептов и подписывается росчерком, который я видел только на обертках для Пирожных, этакая шелковая вышивка. Он выписывает кровоотсасывающуто мазь и пенициллиновую примочку, сам будит по телефону персонал аптеки Руссели и просит срочно приготовить то, что прописал. Поташ тотчас мчится туда.

Профессор, уходя, жмет руку только пациенту и обещает зайти завтра.

Уф!

Кристиан лежит с компрессом на лице, которое немного деформировалось. После того, как актеру дают снотворное, он быстро затихает, жалобно, словно ребенок, сказав:

- Не оставляйте меня одного...

Бедный "малыш"! Он несчастен из-за своего громкого имени, не знает, как держаться и вести себя. Обычное дитя из мира, где играют и дерутся. Он не хотел засыпать, потому что боялся смерти, и не хотел просыпаться, потому что боялся жить.

Все усаживаются в кружок на толстом ковре в его комнате и начинают шептаться между собой.

- Ну? Непостижимо! - говорит Людо, массируя свою челюсть.

- Да, - соглашается прелестная Элеонора. - Непостижимо.

- Я бы сказал иначе... - Берюрье смачно матерится.

Раз все сказали свое слово, то включаюсь и я:

- Все, что произошло, действительно, непостижимо...

В тайне я надеюсь, что завтра Кри-Кри просидит весь день дома, что облегчит мою задачу. Запертый в своей комнате, он перестает бояться.