— Ты чего? — удивился Костя, когда она уперлась в него спиной.
— Они целуются.
— Ну и что же? Это вовсе не тот процесс, который нельзя прервать, — хмыкнул он и грудью стал вытеснять ее обратно.
— У тебя кто здесь убирает? — с долей ревности поинтересовалась Тоня, все же задержавшись в коридоре и поглядывая по сторонам.
— Никто, — сказал Костя. — Я считаю, что, пока ты не женат, посторонним женщинам не стоит появляться в твоем доме. Женщины любят домысливать то, чего нет.
— Но мы-то с Надей здесь.
— Это форс-мажор. По крайней мере для Нади.
— Ты жесток.
— Нет, я однолюб.
— Слушай, Бриз, ну что ты врешь? Хочешь сказать, что однолюб — тот, кто любит каждую женщину по одному разу?
— Титова, почему ты мне все время хамишь?
— А ты мне лапшу на уши вешаешь. Только вот не пойму — для чего? Я тебе не священник, чтобы твои исповеди слушать. И не мамочка, чтобы следить за твоей нравственностью!
— Ладно, пошли, люди нас и вправду заждались.
Тоня нарочно говорила с Костей не понижая голоса, чтобы Надя услышала ее и… ну, чтобы не конфузить ее. Или она целуется с другим нарочно, чтобы возбудить ревность бывшего любовника? Тоня про себя посмеялась: Костика вряд ли этим достанешь. Он просто лишний раз философски скажет, что раз сами женщины так непостоянны, чего тогда требовать от него?
Надя взяла себя в руки или Лавр отодвинулся, однако когда Тоня с Константином вошли в комнату, оба сидели рядом, но без всякого намека на интим.
Потом все четверо сели вокруг круглого стола, крепкого, старинного, — наверное, такие были в моде лет пятьдесят назад, — и пока Костя разливал вино, Тоня положила в вазу яблоки, которые нашла в ящике на кухне, и нарезала кусочек сыра, сиротливо лежавшего на полке в холодильнике.
Странная собралась компания под крышей дома Кости Бриза. Волей обстоятельств оказавшиеся вместе Надя и Лавр украдкой друг от друга посматривали: он — на Тоню, она — на Костю.
Костя наблюдал за ними, скрывая улыбку, а Тоня делала вид, что ничего не видит и не понимает.
— Что же, мы так и будем всю ночь сидеть в твоем доме? — поинтересовался Лавр.
— А куда бы ты хотел пойти? — спросил Костя. — Насколько я понял, сель захлестнул поселок, но мы пока не знаем, какие улицы им накрыты. Ниже всех дом Надежды. Мужайся, Надя, твои теплицы скорее всего под грязью… И конечно, мы не знаем о жертвах. Одна надежда, что люди сравнительно недавно уже переживали это бедствие, так что успели залезть на крыши… Не будем до срока гадать…
— А мы-то с Антониной именно гадали — что за грязь? — грустно усмехнулась Надя. — Я думала, грязь — понятие иносказательное. Какая-нибудь неприятность морального плана.