С того дня, как в великокняжьих хоромах побывали живописцы, настроение Василия Дмитриевича заметно улучшилось. Грозной тучей смотрел он последнее время, теперь стал шутить, улыбаться.
Вместе с великим князем повеселел и боярин Иван Фёдорович Кошка. Князь вернул ему своё доверие, которое Иван Фёдорович было утратил после неудачи Юрия Холмского в Литве. Уж не подозревал ли великий князь своего казначея в измене? Если так, то время подозрений прошло.
Когда из Орды прибыло очередное послание с красной печатью «Повелителя всех людей», Василий Дмитриевич, как в прежние дни, вызвал Ивана Кошку в угловую палату.
– Где ж Капьтагай, – удивился Иван Фёдорович, увидя князя одного, без телохранителя. – Отвык я, великий князь, тебя без немого видеть, словно твоей тенью он стал.
– Нужды нет, что тенью. Понадобилось в Летний дворец к великой княгине Софье Витовтовне тайное послание отправить, он и понёс. Да ты садись, казначей, читай.
– «Аллах на небе, хан на земле, – принялся читать казначей вполголоса. – Ты мне друг и я тебе друг, а зятя твоего Витовта распознай. Посылает он мне и хану золото и увещевает меня и хана со всей Ордой пойти ратью на тебя, а землю твою сжечь…»
– Погоди, – прервал князь чтение, – как мыслишь, с чего Всемогущий о нашей земле вздумал заботиться?
– И мыслить нечего: хитрит старая лиса. Его хитрость белыми нитками шита, верней – золотыми.
Иван Кошка намекал на то, что в письме такие слова, как «я», «мы», «нас», были написаны золотом.
– Только и Витовт хитёр, – подумав, продолжал Иван Кошка. – Сколько раз показывал нам своё коварство. Таится до самой поры, потом, где не ждут, объявится.
– После стояния на Угре не объявится.
– Верно. Другой раз позор принимать посовестится, пожалуй. Однако оба ошиблись. И дня не прошло после чтения Едигеева письма, как в Малые сени ворвался запыхавшийся мужичонка. Дворяне хотели его прогнать, а он изловчился, проскользнул.
– Доложи великому князю! – крикнул он Тимофею, вышедшему на шум.
Тимофей с удивлением оглядел тщедушного мужичонку в дырявом зипуне.
– Тебя на крыльцо неведомо как пустили, а ты к великому князю. Эй, стража!
– Погоди кликать стражу, дьяк. Дело у меня к великому князю первоважнейшее. Важнее того дела не может и быть.
– Говори.
– Одному великому князю скажу.
О том, чтоб пустить мужичонка к великому князю, нечего было и думать. С другой стороны, вдруг у него безотлагательное донесение? Чтоб не попасть впросак, думный дьяк Тимофей вызвал Ивана Кошку.
Казначей каждому был известен. Каждый знал, что князю он правая рука. Противиться казначею мужичонка не посмел.