– Он был старше. Он давно умер.
По сдержанному тону Берка Кэтрин сразу поняла, что коснулась больного места. Ей захотелось вернуть свое невольное замечание обратно. Берк большой темной тенью сидел на скамье, вглядываясь в погруженный в ночную темноту сад, как будто общаясь с тенями из своего прошлого.
– Простите, – прошептала она.
– Ничего, – коротко ответил он. – Это не ваша вина, а моя.
– Ваша? Что вы хотите этим сказать?
Он молчал, своим нежеланием говорить вызывая у нее еще большее любопытство. Ее поражала мысль, что и он страдал и пережил горе, как и все остальные смертные.
– Расскажите мне о брате. – Ей нравилось ощущать силу его тонких пальцев, и Кэтрин снова положила на его руку свою. – Пожалуйста.
Гришем повернулся, и она скорее почувствовала, чем увидела его горящий взгляд. Из дома доносилась мелодия деревенского танца, но для Кэтрин бал был уже далеко, за тридевять земель от этого укромного уголка в ночи, напоенной ароматом роз. Она только сейчас начинала понимать всю глубину чувств графа. Берк Гришем был чем-то большим, чем просто подлым распутником. Ей хотелось содрать с него этот цинизм, вопреки опасению, что, узнав его ближе, она только укрепит возникшую между ними связь.
Она вспомнила его странное замечание об этой беседке. Как он догадался, что когда-то она была ее тайным убежищем? С тех пор как Кэтрин узнала о смерти мужа, она больше не приходила сюда. Однако казалось, Берк знает о ней то, о чем мог бы знать, если бы читал ее мысли. Это пугало. Гришем насильно вторгался в ее жизнь.
Она напомнила себе, что они были чужими, связанными лишь памятью об Альфреде. Ей не стоит ожидать, что он поделится с незнакомкой самыми сокровенными мыслями, поскольку сама она хранила свои тайны.
– Не обращайте внимания на мои вопросы, – мягко заметила Кэтрин. – Я не буду любопытствовать. У меня нет никакого права…
– Может быть, и есть. – Сжав руки в кулаки, Берк вскочил на ноги. – Так вы хотите узнать мою историю? Хорошо, я расскажу. Увидите, что я не такой уж хороший, как вы думаете.
Эта вспышка гнева озадачила Кэтрин. Она невольно подумала, не вызвано ли его волнение рвавшимися из его груди чувствами. Может быть, ему необходимо поговорить, облегчить глубоко спрятанную в душе боль.
– Я слушаю, – тихо сказала она.
– Колин был старше меня на четыре года, – начал Берк. – В то последнее лето, которое мы проводили дома неподалеку от Уимблдона, ему было одиннадцать. Нам вечно попадало за проделки, и Колин защищал меня.
– Каковы же были эти проделки?
– Он выпускал в церкви из корзины цыплят, прятался под лестницей и заглядывал под юбки служанкам… Теперь это не имеет значения. – Гришем издал странный горловой смешок. – С Колином жизнь никогда не была скучной. Он был мастером придумывать все новые забавы. Пока не наступило время, когда все пошло наперекосяк.