Мириам метнулась к оружию, вылетевшему из рук оглушенного Жорика, и, схватив его, приняла над распластавшимся на полу бандитом соблазнительную стойку с широко расставленными, согнутыми в коленях ногами, свойственную как стрелкам-спецназовцам, так и профессиональным стриптизершам.
— Руки вверх! — скомандовала она по-испански.
С трудом направив помутившийся взор на нависшие над ним обворожительные смуглые груди, Жорик с тихим стоном потерял сознание.
Между тем журналист и Костолом взяли на прицел оставшуюся парочку.
— Давай подержу твой пистолет, ты хоть штаны надень! — предложила Мириам. — Я, конечно, по-русски не волоку, но тут и ежу понятно, что тебя за извращенца приняли. То-то они про эксгибиционистов рассуждали!
— Твою мать! — обреченно пробормотал Гарик, с ужасом оглядывая себя ниже пояса. — Вот что значит связываться с женщинами.
— Вообще-то ты мог бы меня поблагодарить, — застегивая блузку, лукаво улыбнулась довольная собой Мириам.
— Так, значит, ты у нас кидала и хочешь работать на меня, — констатировал Генсек, удобно устраиваясь в вишневом кожаном кресле.
— Точно, — подтвердила Маша.
Родин предложил им расположиться в просторной светлой гостиной, отделанной в соответствии с последними веяниями европейской моды.
— Что будем пить? — поинтересовался Генсек.
— Сухой мартини, — сказала Маша.
Она не знала, что это такое, но в любимых ею любовных романах герои обычно заказывали именно этот род выпивки.
— А девочки? — обратил взор на Альберто и Васю радушный хозяин.
— То же самое, — писклявым голосом откликнулся Джокер.
Маркиз ограничился игривой улыбкой.
Генсек хлопнул в ладоши, и на пороге появился мужчина, выглядевший как герой фильмов о жизни чикагских гангстеров. Левая пола его пиджака слегка оттопыривалась, выдавая наличие пистолета в подмышечной кобуре.
— Три сухих мартини и коньяк, — скомандовал Родин, после чего откинулся в кресле и с задумчивым видом принялся молча созерцать расположившуюся на диване напротив него компанию.
Маша почувствовала себя неуютно. «Черт, был бы нормальный мужик, так и проблем бы не было, — подумала она. — Ну откуда мне знать, как гомики соблазняют друг друга! Ох, зря я в это ввязалась! Чувствую, добром это не кончится».
Васины мысли текли примерно в том же направлении. Хотя, конечно, его утверждение о том, что тюрьма в качестве школы жизни лучше, чем Сорбонна, было несколько спорным, в тюрьме Вася приобрел одно важное качество — он научился чувствовать настроение и скрытые намерения другого человека. Без этого в тюрьме было бы трудно выжить.