– Вы недооцениваете собственное мастерство, – заметил он.
– Но ведь я никому не известна, – возразила Батшеба. – Не принадлежу к избранному художественному кругу. Отсюда и цена работ.
– Я уже говорил, что ваше имя никак нельзя назвать неизвестным. А вот то, что вы чудовищно наивны, – чистая правда.
Батшеба едва не рассмеялась. Благодаря стараниям родителей к десяти годам она утратила последние остатки наивности.
– Мне уже тридцать два, и я успела пожить, – заметила она. – Наверное, не увидела всего, что способна предоставить жизнь, и все же пропустила не слишком многое.
– Но вы не понимаете психологию потенциальных покупателей, – возразил Бенедикт. – Настолько не понимаете, что даже не верится, что действительно принадлежите к роду ужасных Делюси. Не хотите извлечь выгоду из обычной человеческой слабости. Вам даже не пришло в голову воспользоваться собственной известностью. А кроме того, не забывайте: чем дороже вещь, тем больше ее ценят. Во всяком случае, именно так устроены представители бомонда. Стоило вам назначить цену за уроки Перегрина в четыре раза выше обычной, мое уважение тут же возросло пропорционально.
Не стоило пытаться понять выражение красивого спокойного лица. Даже если бы оно не оставалось совершенно непроницаемым, в карете все равно царила темнота. А потому трудно было сказать, окрашено ли последнее замечание сарказмом. Судя по тону высказывания, виконт просто скучал.
– Советую заставить людей платить, – продолжал он. – Изменить общество вам не удастся. Да и мне тоже, несмотря на привилегированное положение. Я уже говорил, что даже мне приходится жить по правилам. Это утомительно, но цена свободы слишком высока. Кроме значительных неприятностей, причиненных родственникам, она включает потерю уважения тех, от кого зависит принятие законов, воплощение в жизнь реформ и поддержка разнообразных начинаний, в которых и заключается смысл моего существования. Ваш покойный супруг нарушил правила большого света, и вам обоим пришлось за это дорого заплатить. Разве вы в долгу перед бомондом? Нет, это бомонд в долгу перед вами. Так почему не потребовать достойной платы за ту работу, которая кормит вас и вашу дочь?
Медленная, чуть растянутая речь вполне могла убедить, что виконту совсем не интересно рассуждать на подобные темы. Сейчас он говорил точно так же, как в Египетском зале, во время первой встречи: сама манера речи казалась воплощением аристократической скуки.
Экипаж был тесным, а потому Батшеба сидела слишком близко к собеседнику, чтобы не ощущать некоторого несоответствия. Возможно, это несоответствие порождалось царящим в воздухе напряжением. Или тем, как виконт держал плечи и голову. Трудно было определить чувство словами, и все же не верилось, что внутреннее состояние лорда Ратборна целиком и полностью гармонировало с его внешним обликом.