Капитану Крапивину было на вид немало лет — для такого звания… Пожалуй, ближе к пятидесяти, чем к сорока…
Наверное, в далекой юности его простоватый облик производил умильное впечатление, и напоминал молодого поэта Есенина: небесно-голубые глаза, вьющиеся льняные кудри, нос с легкой курносинкой на отнюдь не аристократическом, круглом и улыбчивом лице — одеть плисовые штаны и хромовые сапоги со скрипом, дать в руки гармонь — первый парень на деревне, да и только.
Но с годами поседели русые волосы, остриженные коротким ежиком, да и окружность лица стала другой — резче обозначились скулы, глубокие складки тянулись к углам рта. Глаза остались такими же бездонно-голубыми, но смотрели жестко и пристально из-под изрезанного морщинами лба.
— И почему, собственно, я должен тебе верить? — спросил капитан.
Они с Граевым сидели за столом на шестиметровой кухоньке. На столе лежали документы, удостоверявшие право Граева действовать от имени Поляковой Л.П. Рядом, на тумбочке, — телефон, по которому недоверчивый Крапивин позвонил Людмиле за подтверждением. (Изменившийся номер сотового насторожил капитана, и он подробно выспросил Людмилу, какая одежда и украшения были на ней надеты во время их последней встречи.)
— Какой толк в этих бумажках? Знает она тебя без году неделя… Что ты за гусь? У вас в агентстве всегда так принято — двери вышибать да пистолетами в женщин тыкать?
Граев понятия не имел о порядках, принятых в таких случаях в «Рапире», — не озаботился разузнать, когда готовил легенду. Поэтому предпочел сменить тему:
— А у вас в РУВД что принято? Подкладывать на больничные койки замотанных бинтами двойников? И прятаться от гостей с пистолетом в руке? У меня оснований верить вам ничуть не больше…
Повисла пауза. Крапивин о чем-то размышлял, почесывая коротко стриженный затылок — и внимательно разглядывал собеседника. Граев мысленно ругал себя за прокол. Мог бы сразу сообразить, зачем стоят под вешалкой совершенно неуместные летом валенки — чтобы замаскировать ноги спрятавшегося в груде одежды человека.
Капитан словно угадал его мысли.
— А ловко я с вешалкой-то, а? Сын надоумил. Как-то в прятки играли — я раз пять мимо проходил, чуть рукой не задевал — а не нашел…
Крапивин широко улыбнулся и протянул руку над столом.
— Ладно. Ничья, один-один. Попробуем поверить друг другу без особых оснований? В порядке эксперимента?