Орлов очень хотел на тот берег. В последние дни, после страшной смерти племянника, он изменился: стал молчалив и угрюм, не слышно ни обычных шуточек-прибауточек, ни рыбацких баек о вот такенных лососях. Временами в разговоре замолкал, смотрел куда-то отсутствующим взором, сразу видно — не здесь человек. Граеву такие симптомчики были знакомы, и на месте пограничного начальства он бы встревожился и принял бы меры: Митя Чередниченко после смерти брата, под Урус-Мартаном на фугасе подорвавшегося, тоже такой вот, сам не свой, ходил, а потом тако-о-ое учудил…
— Нельзя, — отрезал Бомбер. — Ни самому нельзя, ни людям. Думаешь, на той стороне на тебя полное досье не лежит? Лежит, и во всех видах ты там, молодой да красивый. Так что ты мне тут международный конфликт не провоцируй. Как говорится: один солдат — уже знамя, уже армия.
— Ну а катер-то хоть? — не сдавался пограничник. — Всяко ведь по-мирному уйти не получится. Начнут с берега по лодкам садить — охота тебе, дело сделав, в последний момент загибаться?
— Нельзя. Пусть лучше все там ляжем, чем катер твой на мелководье подобьют. Ты свою задачу знаешь, и давай без самодеятельности.
— Знаю…
Орлов, помрачнев еще больше, отвернулся. Смотрел в угол, о чем-то задумавшись…
— Не ссы, граница, — сказал Валет, фартовый человек. — Всё шито-крыто заделаем. Ты ж знаешь, если я за дело берусь — комар носа не подточит.
Орлов промолчал, Крапивин же продемонстрировал родственнику кулак — судя по всему, отнюдь не в шутку. Отношение его к брату весьма напоминало родственные чувства библейского Каина к Авелю — разве что до смертоубийства дело не доходило. Однако, хоть сторожем своему непутевому брату Крапивин-старший никак не мог считаться, карьера его замерла пятнадцать лет назад на звании капитана во многом благодаря Валету, — самому дерзкому и удачливому на все Принаровье контрабандисту. Валет же, напротив, зла на брата не таил. И, надо понимать, согласился участвовать в операции ради него.
— Пригодился бы катер, — вздохнула Надежда. — А еще лучше пару звеньев «сушек» бы послать. Неопознанных. И раздолбать их берлогу к чертовой матери, чтоб трава десять лет не росла.
На это безответственное и авантюрное предложение Бомбер даже отвечать не стал. Бомбером, кстати сказать, он стал с легкой руки Макса — сначала тот сократил Сергея Борисовича до СБ, потом расшифровал аббревиатуру как Средний Бомбер, потом «Средний» отсеялся — все равно в бою проговаривать долгие прозвища некогда.
— Минус тридцать, — сказал Бомбер, что в переводе на русский означало: до начала первой фазы операции полчаса. — Проверяем снаряжение.