…Когда они подходили к лодкам, укрытым в устье впадающей в Нарову речушки Втрои, Макс вдруг остановился, хлопнул себя ладонью по лбу.
— Черт… Вернуться придется!
— Что такое? — встревожился Бомбер.
— Да памперс свой надеть забыл…
— Тьфу! — только и сказал СБ.
Валет радостно гоготнул.
— Смешно, — сказала Надежда тоном, намекающим на обратное.
Танцор промолчал. Он был давно знаком с этим всенепременным приколом Макса. Туповатая шутка, но — ритуал. На удачу.
Нарова здесь совсем не походила на относительно узкую реку, зажатую высокими берегами между Ивангородом и Нарвой. Разлилась широко, больше километра — и, кроме основного русла, делилась на множество проток между вытянутыми вдоль течения островами. Некоторые острова были основательные — нормальный грунт, кусты растут, деревья… Другие — всего лишь отмели, заросшие тростником и рогозом.
Валет ориентировался в этом лабиринте превосходно. Никакие карты, пусть самые подробные, никакие приборы глобального позиционирования не могли бы заменить его безошибочное чутьё…
Один раз, например, он не колеблясь направил два их легких суденышка прямиком на темнеющую полосу острова. Остальные удивились — до точки высадки оставалось не менее трех километров. Однако лодки легко прошли сквозь раздавшуюся зеленую стену тростника — отмель была залита слоем воды не менее полуметра… Пройдет неделя-другая, вода спадет, и подобный трюк станет невозможен, — но GPS сей факт никоим образом не отразит… Правильно говорил товарищ Сталин: «Нэ можэт машына быт умнээ чэловэка».
А в остальном Валет был личностью малоприятной. Эстонцев ненавидел люто, до зубовного скрежета. Граева поразил его рассказ, услышанный пару дней назад: «В девяносто втором дело было, в Нарве, на рынке. Союз уж рухнул, но через границу свободно ходили, ни виз, ни паспортов… Сидит за прилавком рожа куратская, свининой торгует. Парное мясо, красивое такое — аж слюнки текут. Но дорогое. Тут к нему другой белоглазый подваливает, и по-куратски разговор заводит. Я рядом стою, но на меня ноль внимания — Нарва тогда русским городом была, куратов не то три, не то четыре процента, зачем кому их язык учить… В общем, думали, не пойму я. Второй чухон, значит, первому и говорит: продай, дескать, своему подешевле. А тот ему в ответ каламбур шутит: этта сфиннья тля русских сфинней… И объясняет: ферма, мол у него на берегу залива. Как ветер северный — волной с мелководья рыбешку, малька, на берег выбрасывает. Он собирает — и свиньям в кормушку. Те жрут, жиреют, — но мясо вонючее, рыбой пахнет. И объясняет, как к нему проехать, недалеко, дескать, тут — для своих, для куратов он нормальных свинок комбикормом откармливает. А сюда, значит, не поедет в ближайший месяц… Ну, как свечерело, — я на той дорожке. Гляжу — катит. Я красную повязку на рукав, палкой полосатой машу… Остановился. В багажнике мясо непроданное лежало — килов так несколько вырезки. Ну и… Жрал как миленький: сырое глотал, давился, сблевать попробовал — так по второму разу то же самое жрал. Больше половины осилил, а дальше никак, — хоть режь его, хоть стреляй. Пришлось руки марать, в задницу мясо запихивать…» Граев тогда спросил: «За что их так ненавидишь?» «Есть за что», — не стал вдаваться в подробности Валет.