Взгляд выхватывал отдельные фрагменты общей картины. Вот кусок стены, оклеенной древними, выцветшими фотографиями, вырезанными из журналов… Вот колченогий стол — самодельный, грубо сколоченный из обрезков досок разной толщины… У стола — табурет, тоже не фабричного производства.
На табурете сидел человек. Явно знакомый… Секунду спустя из памяти всплыло имя: Руслан. А фамилия… Ростовцев не помнил. А может, никогда и не знал.
Затем он понял, что смотрит на Руслана снизу вверх, — потому что лежит на полу. Еще понял, что совершенно обнажен… В памяти копошилось даже не воспоминание, скорее, намек на него — вроде бы уже доводилось приходить в себя именно так: непонятно где, и голому.
Ростовцев поднялся на ноги. Пошатнулся, ухватился за спинку кровати. Ноги подкашивались, тем не менее он остался стоять.
— Очнулся? — спросил Руслан. — Помнишь, кто ты? Как зовут?
— Андрей… Ростовцев…
Собственный голос показался абсолютно незнакомым… Словно, пока Ростовцев оставался без чувств, какой-то хирург-экспериментатор пересадил ему чужую гортань, чужие связки.
Глаза наконец притерпелись к яркому свету. Впрочем, как оказалось, не настолько уж ярким он и был, — никаких прожекторов и софитов, или хотя бы светящей в лицо настольной лампы: всего лишь наклонные солнечные лучи врывались в небольшое окошко с пыльными, давно не мытыми стеклами.
Ростовцев обвел взглядом комнатушку. Железная койка — простыня и одеяло на ней смяты, перекручены… Похоже, с нее-то он и свалился на пол, а Руслан не стал спешить на помощь… Хотя… Нет, пожалуй, поспешил. И, пожалуй, именно на помощь. На столе разбросаны шприц-тюбики — выжатые, использованные. Много, десятка полтора… Возле сгиба руки ощущался неприятный зуд, Ростовцев посмотрел — точно, краснеют свежие следы инъекций. Всё понятно… Он болен, очень болен… Вернее, на самом деле ничего не понятно.
— Где мы?
— В Сибири, почти на твоей малой родине, — ответил Руслан. И только сейчас Ростовцев разглядел пистолет в его опущенной руке. Зачем?
И тут же память взорвалась вихрем воспоминаний — Ростовцев вспомнил всю свою странную и дикую одиссею, начавшуюся с того, что обнаженный человек открыл глаза на лесной полянке, и не мог понять: кто он такой? Что с ним произошло? Потом, далеко не сразу, память вернулась, по крайней мере частично… А про то прошлое, что так и осталось темным пятном, кое-что рассказал Руслан… Лучше бы не рассказывал.
Он опустился на жалобно скрипнувшую койку. Спросил:
— Мы нашли?… Эскулапа?…
— Вижу, все вспомнил… Нет, не нашли.
Ростовцев вновь бросил взгляд на стол, усыпанный пустыми шприц-тюбиками. Потом взглянул за окно. Потом опять на стол. Березки и рябинки за окном стояли в желтом, осеннем наряде. Значит… Значит…